Книга Остановите музыку - Екатерина Риз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зараза, — вырвалось у него со смешком.
Счет ему выставляет!
Нина уже минут десять крутилась перед зеркалом в зале магазина женской одежды, не в состоянии решить, какое платье из трех ей больше идет. Шли все, и все три были не похожи одно на другое, оттого выбор был столь сложен. Конечно, можно было шикануть, Костя вряд ли что-то скажет, но при мысли о сумме покупки, Нина внутренне дрогнула. Совсем недавно она на такую сумму месяц жила и даже не тужила, а тут какие-то тряпки… Нужно быть скромнее, напомнила она себе, и твердой рукой вернула продавщице вешалку с белым, свободного покроя, платьем.
— Унесите, пожалуйста.
— А голубое возьмете?
— Да, пожалуй.
Девушка расцвела, видимо, предвкушая какой процент получит с продажи, и словно в подтверждение догадок Нины, добавила:
— Знаете, у нас есть замечательный клатч к голубому платью! Нигде больше такой не встретите!
Посмотрите?
Как там Шохин про банковскую карту говорил? Неограниченный лимит?
Можно успокоить себя только тем, что ее поездка в Москву обошлась бы ему куда дороже.
— Посмотрю, — кивнула она, чувствуя себя преступницей.
Не успела укрыться в кабинке, как на нее налетела Усманова. В прямом смысле налетела, неизвестно чему обрадовавшись, встретив Нину. Раскинула руки, в которых держала пакеты с покупками, вроде бы предлагая Нине кинуться в ее объятия.
— Кто бы мог подумать, что я тебя здесь встречу! Мой любимый магазин. Здесь замечательный выбор, правда?
Нина стерпела притворное объятие, и натянуто улыбнулась. Из вежливости кивнула на пяток фирменных пакетов, что Лариса поставила у своих ног.
— Ты тоже гардероб пополняешь?
— Скорее, обновляю. Пополнять уже некуда. — Лариса рассмеялась, ощупала Нину придирчивым взглядом. — А ты это выбрала? Ну-ка, повернись, я посмотрю. Отлично сидит, — похвалила она в конце концов. — Ты в бедрах немного раздалась после родов, так что теперь на тебе все сидит, как перчатка, — рассмеялась она.
Нина посмотрела на продавщицу, что крутилась рядом, встретила ее взгляд, и беспомощно развела руками.
— Лара, у тебя потрясающая способность говорить людям гадости, сияя улыбкой.
Усманова непонимающе моргнула.
— А какую гадость я тебе сказала? Это ведь правда. Помнишь, какая ты была в юности?
Худющая. А потом откуда что взялось.
— Господи. — Нина зашла в кабинку, задернула штору и зажмурилась на пару секунд. Конечно, надеяться на то, что Лариса уйдет, пока она переодевается, не стоило.
— Ты оба берешь? — спросила Усманова, как только Нина из кабинки вышла и отдала платья продавщице, чтобы их упаковали. От другой приняла лазурного цвета клатч, открыла, в руках покрутила, и вернула, кивнув, мол, согласна на покупку. Лариса все это время стояла, сложив руки на груди и разглядывая ее. — Так что, тебя поздравлять? — хитро прищурившись, спросила она в конце концов.
— С чем?
— С выгодным приобретением. Шохин ведь выгодное приобретение?
— Ларис, не начинай, — попросила Нина, правда, без всякой надежды на понимание.
— А что? В городе только про вас и говорят.
— Интересно. И что про нас говорят?
— Многое, — неопределенно ответила Лариса. Без особого интереса окинула взглядом вешалку с платьями. — В последнее время он если где и появляется, то только с тобой.
— Нам хорошо вместе. Этого объяснения хватит?
— Конечно, хорошо. Кому бы с Шохиным плохо было? — Она улыбнулась, ожидая от Нины чисто женской солидарности. Приблизилась на шаг и в лоб спросила: — Кстати, как он в постели? Мне всегда любопытно, насколько способны мужики с деньгами. Некоторые ведь могут только бабки зашибать.
Нина рассмеялась, вполне искренне.
— Лариска, ты неподражаема.
— А что? Сама пару раз попадала. С виду Билл Гейтс, а как до дела доходит… — Усманова только рукой безнадежно махнула. — Одним словом, бабки, как компенсация морального вреда.
Нине принесли пакеты, вернули банковскую карту, и от души пожелали радоваться покупкам и обязательно приходить к ним еще. От такого радушия она немного растерялась, а потом подумала, что Лариса фамилию Шохина произносила далеко не шепотом, а кто в этом городе не знает Шохина?
— Спасибо, — ответила с натянутой улыбкой. Вспомнила фильм «Красотка» и на одно не совсем приятное мгновение почувствовала себя именно проституткой.
Из магазина они с Усмановой вышли вместе, и та запросто подхватила ее под руку, как закадычную подружку. И принялась ее наставлять, то ли не понимая, что испытывает Нинино терпение, то ли получая удовольствие от ее глухого раздражения.
— Все ты делаешь правильно. Не вечно же копейки считать. На Пашку ведь надежды никакой, часто ли он появляется? Мужик в отъезде — считай вдова.
— Твоя логика меня поражает.
— Лучше слушай, что я говорю. У меня опыта поболе будет. Это ты у нас… Влюбленная и верная.
— С чего ты взяла, что я влюбленная?
— Да ты всегда такой была. Знаешь, мы поэтому с тобой и не дружили никогда. Ты поздно повзрослела.
Нина рукой пошевелила, не зная, как вырваться из мертвой хватки Усмановой.
— В смысле?
— В том смысле, что когда все девки начали о будущем задумываться, ты все на своего Пашеньку смотрела, как собачка, и чуда ждала. Дождалась?
— Не дождалась, — призналась Нина.
— Вот-вот. А уж когда он в Москву смылся… Все только удивлялись: ты ведь красивая баба!
Прости, это я по-свойски…
Нина кивнула, не желая спорить.
— Конечно.
— Вот я и говорю, что конечно! Красивая, а осталась, как собака на привязи. В конуре своей окопалась… На тебя же было страшно глянуть! Сейчас хоть смотришь на тебя и понимаешь: ценит Шохин, денег не жалеет.
К чему и был затеян весь разговор. Нина шла, посматривала по сторонам, на яркие витрины магазинчиков в торговом центре, помахивала фирменными пакетами, а подружку подколодную слушала, стараясь не принимать ее слова близко к сердцу. Хотя, возможно, Лариса и была в чем-то права, наверное, нужно было ценить себя больше, и мужа любить не столь беззаветно, не верить ему слепо, но дело было не в словах, она просто знала, что Лариса все это говорит не от чистого сердца. Она до правды докопаться хочет. И Нина бы совсем не удивилась, узнай, что ждет Усманова признаний страшных, вроде того, что использует ее Шохин как хочет, и дает за это деньги, откупаясь. Все равно, что признаться перед всем городом, что она до откровенной проституции опустилась, ведь на большее не способна. Эта правда Усманову бы порадовала.