Книга Квартирный вопрос - Екатерина Риз

Началось всё с того, что дядя подарил мне квартиру.

Я уже второй год жила в квартире, доставшейся мне от бабушки, довольно запущенной двушке на окраине города и тем самым дядю сильно беспокоила. Он ещё не терял надежды заманить меня обратно домой, под его крылышко и неусыпный надзор, а я, как могла, демонстрировала независимый нрав. Даже рассказы о криминогенной обстановке в районе, в котором я изволю проживать, на меня не действовали. Окончив институт, я захотела свободы и самостоятельности, собрала чемоданы, запутавшись в их количестве, и из дома съехала. Дядя взывал к моему рассудку, просил его не волновать и говорил, что когда-то поклялся отпустить меня из дома только замуж. Я подозреваю, что клятву он эту дал после того, как я спалила кухню, пытаясь испечь печенье. Мне было лет двенадцать, и свои тогдашние ошибки я учла и уже давно прекрасно управляюсь с духовкой. Правда, умение готовить в мои достоинства никто так и не записал. Почему-то считалось, что человек я в быту проблемный и за мной нужен глаз да глаз. А если дядю послушать, так я вообще "принцесса на горошине" и отношение ко мне должно быть соответствующее.

Что сказать, дядя меня любил и, наверное, от его чрезмерной любви я в какой-то момент и сбежала. В моей личной жизни к тому времени наметились серьёзные изменения, которые дядю никак не устраивали, и наблюдать каждый вечер, возвращаясь домой, его нахмуренные брови и недовольно поджатые губы, не хотелось. Он и сам был мужчиной достаточно молодым (по моему глубокому убеждению — самым лучшим на свете, куда только женщины смотрят?) и я очень надеялась, что он, наконец, наладит свою личную жизнь и приведёт в дом жену. Вот и решила уехать, чтобы мы друг другу не мешали, а он мне до сих пор этого простить не может. И женой за два года вольной жизни, кстати, так и не обзавелся.

Но вернёмся к квартире. Конечно, моих более чем скромных сбережений, отложенных после продажи трёх картин, никогда бы на приобретение нового жилья не хватило, я даже не рассчитывала на покупку квартиры, и к дяде Боре жаловаться не ходила — ни на шумных соседей, которые вечно что-то с грохотом роняли на пол, а я неизменно вздрагивала, ни на отсутствие стоянки вблизи дома и поцарапанный гвоздём бок машины, ни на хамоватого слесаря, который уже второй месяц никак не может как следует отремонтировать кран в ванной и тот всё капает и капает. За меня нажаловалась Сонька, моя подруга. Она уже полгода работала у дяди секретарём (попросилась на время, да так и осталась, говорила, что работа оказалась чрезвычайно интересной, но я подозревала, что ей просто нравится варить дяде Боре кофе) и постоянно подзуживала его на мой счёт — то деньги у меня кончились за неделю до конца месяца, то платье мне приглянулось, но я решила сэкономить (я-то хотя бы попыталась это сделать, а вот она!..). Дядя тут же выделял мне нужную сумму, я стыдилась и клялась, что по магазинам с Сонькой больше не пойду. Вот и о квартире дяде Боре Сонька проболталась. Рассказала, насколько меня поразила просторная лоджия и выход на крышу, с которой открывался потрясающий вид на старый город. Было от чего потерять голову. Я и потеряла. Ходила по квартире вслед за своей бывшей одноклассницей, которая будучи риэлтором показывала её клиентам, а я, оказавшись здесь совершенно случайно, можно сказать, за компанию, поняла, что с молотка уходит моя мечта.

Мечта мечтой, но так сразу принять такой подарок… Всё-таки из дома я ушла, чтобы, наконец, стать самостоятельной, а тот факт, что спустя два года ни одного решительного поступка так и не совершила, приводил меня уныние. Как-то не получалось у меня быть сильной, всё время хотелось к кому-то прислониться. В общем, отказывалась я недолго, подействовал веский довод, выдвинутый дядей, что пока я буду собирать в кучу зачатки своей гордости, квартиру продадут, и если она мне на самом деле нравится…

— В конце концов, подумай обо мне, пожилом человеке, — добавил дядя Боря напоследок. — Мне нервы беречь надо, а я ночами не сплю, звоню тебе — дошла ты дома или тебя в подъезде убили!

После этого согласиться было легко, и спустя несколько дней я получила ключи и, млея от счастья, вошла в свой новый дом. Первым делом, конечно, выбралась на крышу и долго стояла и смотрела на колокольню церкви невдалеке, которая высилась между крыш домов старой постройки.

Без ремонта и некоторых переделок всё-таки не обошлось, и обговорив с дизайнером все детали и выбив у Соньки обещание следить за ремонтными работами в квартире, я отбыла на две недели к тёте Люсе в деревеньку с живописным названием Васильково, на "этюды". Вдохновение било через край, будущее виделось мне в радужном цвете и даже то, что за две недели на парном молоке и блинах я поправилась килограмма на три, не сильно расстроило. Зато по возвращении в руках у меня была корзинка полная клубники, а под мышкой папка с огромным количеством набросков, на губах же играла счастливая улыбка от того, что навстречу мне по перрону бегут дядя и Сонька, машут мне руками и тоже улыбаются.

Надо сказать, что дядя у меня на самом деле мужчина видный, не даром ему вслед женщины оборачиваются. В свои сорок семь, выглядит моложе, бодрый, подтянутый, с ямочками на щеках и смешливыми глазами. А нос с горбинкой и тяжёлый, истинно мужской подбородок, делали его почти неотразимым. Когда я была маленькая, считала, что дядя мой суперагент, Джеймс Бонд, никак не меньше. Он любил шикарные машины, дорогие костюмы и женщины неизменно вздыхали ему вслед. А я пыжилась от гордости и выходила с ним "в свет", держась за его руку и демонстрируя всем очередное платье "принцессы", на которые дядя никогда денег не жалел, даже когда дела наши обстояли не очень хорошо. Мы не нуждались, но пару раз бизнес дяди Бори висел на волоске, и вот тогда приходилось потуже затягивать пояса, но не настолько, чтобы все об этом говорили, а уж тем более заметили. А благосостояние нашей маленькой семьи всегда оценивалось по его машине и количеству моих платьев. По крайней мере, дядя Боря в это всегда свято верил, вот и старался.

Так уж случилось, что я рано осталась без родителей, какая-то нелепая авария, которая в один день лишила меня отца, матери и деда. Мне тогда было семь лет, вроде не такая уж и маленькая, но родителей я помню смутно, особенно отца. Какие-то обрывочные воспоминания о том, как он катал меня на качелях и подбрасывал на руках вверх, мне казалось, что очень высоко, прямо под облака, и я замирала от страха, но непременно просила ещё. О маме воспоминаний было больше: хорошо помнила, что она разрешала мне заглядывать в её шкатулку с драгоценностями, из которых более-менее ценными были только золотые серёжки и кулончик с топазом, который я до сих пор храню, но мне всё, даже брошь в виде лотоса из цветной стекляшки, казалось безумно красивым и ценным. Когда родителей не стало, меня хотели взять к себе дальние родственники, троюродная сестра мамы, но дядя Боря воспротивился. Сказал, что не позволит увезти дочь брата неизвестно куда, и взял меня к себе. Сейчас, спустя столько лет, я сама бы удивилась такому решению молодого одинокого мужчины, который незадолго до этого развёлся и вместо того, чтобы устраивать свою жизнь, занялся ребёнком. Но жили мы хорошо, я бы даже сказала, что слишком, дядя меня совершенно избаловал и я до сих пор, в свои двадцать пять, никак не могу избавиться от его опеки и присмотра. И ничто его не успокаивает, даже то, что обо мне уже давно есть кому позаботиться. Каждое напоминание об этом вызывает у дяди Бори лишь кривую усмешку.