Книга Гагара - Надежда Васильева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот пристал к мужику со своей Америкой! Митька почувствовал какое-то раздражение. Вспомнил Болгарию и то, как не мог дождаться отъезда с курорта, на который, помимо его воли, затащил его тогда отец. Конечно, Болгария не Америка. И все равно первое впечатление чего-то неестественного, искусственно созданного, осталось в памяти до сих пор.
Чай был выпит. Митька согрелся. И снова потянуло на свежий воздух, подальше от этих затхлых суждений Витька. Поднялся и неожиданно для самого себя направился к соседнему столу. Стал лицом к худощавому хирургу и решительно произнес:
– Разрешите пожать вам руку!
Тот поспешно вскочил, словно только и ждал, чтобы выйти из-под давления своего упертого приятеля. Обменялись добрыми рукопожатиями.
– Вы у меня оперировались, молодой человек?
– Слава богу, нет! Но вас очень уважаю и желаю добра!
Хирург удивленно вскинул брови. А Митька моргнул и быстро вышел навстречу метели. Дед говорил: «Бог троицу любит». Видно, ему суждено было еще одного доброго человека сегодня встретить.
Наконец подали состав. Появилась забота. Митька шел вдоль поезда и вглядывался в лица проводниц. К молодым подходить бесполезно: побоятся без билета взять. К сорокалетним – тоже: с двух фраз отошьют. Вон какие фирменные все, за работу держатся. А что, если к начальнику поезда? Идея!
Начальником поезда был мужчина лет пятидесяти, с твердым, волевым подбородком, раздвоенным упругой ямочкой. С таким и в разведку пойти не страшно. Выслушал молча. Поверил. Наверное, наслышался об этих «шоу».
– Нынче, парень, ухо надо держать востро. Мигом обуют. Это тебе не у нас, на Севере. Моли Бога, что догола не раздели. Голодный, наверное? – Сунул ему в руку полтинник. – На, купи хоть бутерброд. Иди в девятый купейный. Скажи, Роберт Иванович отправил. Проводницу Зинаидой Петровной зовут. Чаю-то не постесняйся попросить. Не держись за гордыню. – И, не оглядываясь, пошел по перрону, надежный, как вбитый в скалу страховочный крюк.
Размеренный стук колес большого облегчения не принес, как того ожидал Митька. Снова навалились сомнения. А может, не надо было уходить из ресторана? Может, нужно было парня этого, Валерия, на кулачный в коридор вызвать?
Драки Митька не боялся. В секции ушу два года занимался! Да и вообще реакция у него будь здоров. Одному отбиваться – не впервой. С детства особнячком держится. Зря, что ль, Гуманоидом зовут! Приятелей много, а вот по душам поговорить не с кем. Раньше делился с Витькой Смирновым. Но с ним вышла незадача. Так-то он парень неплохой, конечно, да язык за зубами не всегда держать умеет. Как-то Митька рассказал ему про Риту. А через неделю Цыганков, известный в школе циник и бахвал, при словесной перепалке, кривляясь перед публикой, пропел на грузинский манер: «Ри-та-Чи-та, черепок обри-тый, – да-а-а!» Митька взглянул на Витьку, да так, что у того ёршик волос на голове тотчас взмок. И больше Митька ничего не выяснял. Зарубил на носу: что знают двое, как дед говорил, знает и свинья. Закрыл душу на все замки. Не за себя больно было – за Риту.
И от этих воспоминаний так тошно сделалось, хоть на ходу из поезда выпрыгивай! Словно кто из темноты в душу клинья забивал! Ведь кричала Рита ему: «Димка! Постой!» Почему не остановился, козел?! Выскочила и плакала на крыльце ресторана!. Может, вместе с ним хотела уйти? А он взял да бросил девчонку с этим фраером! Может, тот ее силой домогался! А он, Митька, даже не спросил толком ни о чем, ревность, видите ли, заела! Взгляд, видите ли, засек. Как же! Два года встречались – не целовались почти, а этот тип за каких-то две недели голову вскружил! А что, как не вскружил, а запугал чем?! Бывает… Да нет, что ж он, во взглядах ничего не понимает!
Голова поплыла куда-то. За окном возник картонный теремок. Девушка в синей пилотке, пританцовывая, все махала пачкой денег перед самым его носом. А вокруг корчились от смеха какие-то бритоголовые парни, тыча в его сторону пальцами.
– Эй, парень! Что стонешь-то? Плохо тебе, что ли? Или ты стоя спишь? – легонько похлопала его по плечу проводница. – Иди ложись в первое купе на верхнюю полку. Если пассажиры сядут, разбужу.
Митька благодарно кивнул. Проводница вся так и расцвела. И снова всплыли в памяти дедовы слова: «Когда человек делает добро другому, он себя за это любить начинает!» Эх, дед! Откуда в тебе все это?!
Дома творилось что-то невероятное. Мать, вся зареванная, сидела на кухне, уронив голову на руки. Отец стоял посреди комнаты в расстегнутом пальто, с бледным и растерянным лицом. На полу в прихожей стояли какие-то чемоданы и коробки. При виде Митьки лицо у отца несколько оживилось. Он поспешно протянул сыну руку.
– Как ты кстати!
– Что случилось-то?
– Пойдем в спальню, расскажу!
Присели на кровать. Пальцы у отца мелко подрагивали. С похмелья, что ли? Давненько за ним такого не водилось. Митька осторожно потянул носом воздух. Нет, перегаром не пахло. Нервничает так.
Отец долго смотрел в пол, тяжело вздыхал, не зная, с чего начать разговор.
– Вот что, сын, – наконец решился он. – Ухожу я от вас. Ребенок у меня от другой женщины намечается. Ты взрослый уже, поймешь, – торопливо подытожил он и вскинул на Митьку умоляющий взгляд. – Позаботься о матери. Успокой. Тяжело ей. Деньгами помогать буду.
Митька молчал. А что тут скажешь? Вид у отца был до того жалким и пришибленным, что Митька не выдержал, отвернулся. Доигрался, черт его дери! Предчувствовал, что добром эти командировки его не кончатся. И мать хороша! Куда смотрела? Хоть бы раз по-настоящему скандал учинила.
– Бывает это, понимаешь, – начал оправдываться отец. – Устал я на части рваться. А вы не маленькие уже…
Митька крутил в руках пятак. Щелкал по нему пальцем до боли, будто палец был в чем-то виноват. Да что палец! Хотелось головой биться об стену!
– Вали давай! Да поскорее!
– Машину жду! – тихо выдавил отец. И протянул ему визитку с женской фамилией и адресом. – Это на всякий случай. Матери не показывай, ладно?
– Была нужда!
В дверь позвонили. Отец суетливо вскочил, неловко прижал к себе Митьку. Тот дернул плечом. На кухне в голос зарыдала мать. Ей вторила Люська. Началось! Час от часу не легче!
Как только за отцом захлопнулась дверь, прошел к матери на кухню. Как маленькую, погладил ее по голове.
– Не плачь, переживем! Я тебе во всем помогать буду. Что теперь сделаешь, раз случилось.
Но мать и слышать ничего не хотела, голосила, как по покойнику. И Люська туда же.
– Ты-то хоть рот закрой! – пристрожил сестренку Митька.
Помогло. Хоть звук убрали. Скоро и мать реже носом шмыгать стала.
– Куда подался-то он? – принялась допытываться она у Митьки.
– Какая теперь разница! Его тараканы.