Книга Оттудова. Исполнение желаний - Таня Си

Каждые две недели специалист приходил к нам домой для упражнений с малышом, а в промежутках между его приходами, я сама должна была проводить все необходимые комплексы физических нагрузок. Я была так благодарна, что за три месяца форма головы выравнялась, что в последний приход физиотерапевта подарила ему бутылку вина. Он был искренне тронут и тепло попрощался с нами.

С соседями отношения не сложились и пару раз дело дошло до конфликтов. Норвежка, такая же одинокая мать, как и я, каждые выходные устраивала сборища с выпивкой, музыкой, песнями и танцами до утра. Как ее дети переносили этот гвалт, я не знаю, но когда мои дети проснулись среди ночи и мы никак не могли уснуть, я пошла просить соседку прекратить шум. Меня выслушали совершенно пьяные глаза и оргия, на минуту прервавшись, понеслась с новой силой. Пришлось позвонить в полицию и только после их вмешательства наступила тишина.

Студент снизу тоже частенько устраивал вечеринки, но старался особо не шуметь, а иногда даже за это извинялся. Потом он съехал, а на его место заселилась русская дама, с которой я когда-то имела несчастье быть знакомой. Два года назад она подсваталась к моему бывшему соседу, бросив своего больного мужа, но, когда узнала, что муж присмерти – сразу к нему вернулась, расчитывая на долю в наследстве, а соседа бросила, наказав его за доброту на пятнадцать тысяч.

И вот теперь, мы – соседи! По большому счету, мне было все равно, кто и где живет. Но ей, конечно, нет – дети часто шумели, ребенок ночью плакал, а так как изоляция между стен и напольными перекрытиями отсутствовала, то даже простой разговор, усиленный эхом пустот, производил впечатление грома. Мы тоже страдали от эха разговоров соседей, но волей-неволей с этим приходилось мириться.

За все время мы ни разу не пересеклись с ней и мне стало казаться, что она не догадывается, кто живет над ней. Как вдруг, я получаю письмо из местной организации по защите прав детей. В официальном документе было написано, что на меня поступила анонимка, в которой Доброжелатель сигнализирует о нарушении прав детей в моей семье, поэтому я, если не согласна с данным обвинением, должна сообщить имена людей, которые будут приглашены и могут выступить свидетелями по данному делу.

* * *

В назначенный день я отправилась в местный Дом Советов, чтобы справедливость восторжествовала и с меня сняли все глупые обвинения. «По одежке – встречают…» – вот тот принцип, которого я всегда и везде придерживалась: легкий макияж, классический стиль одежды и улыбка. Меня оболгали, может, случайно, а может, специально, но это же не повод злиться, кричать, плакать и орать, что вокруг живут только сволочи.

На заседание явились все заявленные мной люди: Одвард, свекровь, норвежский муж моей подруги, физиотерапевт, директор школы – мы сели вокруг большого стола и две милые дамы начали поочередно вести разговор, объясняя причину нашего собрания.

Обвинение было зачитано и в нем говорилось, что я намного часов бросаю голодных детей одних, а это очень опасно для их жизни и здоровья.

Короче, все сводилось к тому, что надо дать объективную картину, какая я есть мать. Более глупой ситуации трудно представить, поэтому обвинение не на шутку рассмешило меня, а уже моя реакция удивила всех присутствующих. Дамы поинтересовались причиной моего смеха и тогда я просто и честно сказала, что я – самая обычная мать, потому что люблю своих детей, живу ради них и готова на любую жертву ради их спасения. А потом я немного рассказала свою историю, что в перестроечные годы, когда не было продуктов или они были по талонам, я завела корову, большое хозяйство и огород, научилась делать масло, варить сыр, печь хлеб, чтобы у детей была здоровая еда, а перед приездом в Норвегию я работала на двух работах, чтобы опять же содержать детей, потому что государство не помогает одиноким матерям и им приходится выкручиваться самим.

Потом каждый из присутствующих говорил, что в доме у нас всегда чисто, что дети ухожены, что я готовлю только домашнюю еду, что я добрая и заботливая мама.

Сынуля устал всем улыбаться и уснул у меня на руках, окончательно убедив председательствующих дам в правдивости высказанных комментариев. Вобщем, через четыре часа обвинения были сняты, а еще через две недели я получила об этом соответствующий документ.

Конечно, я была благодарна всем, особенно чужим людям, которые нашли время и пришли выступить в мою защиту совершенно бескорыстно, а Одвард не воспользовался удобным моментом, чтобы сделать очередную пакость. Может он прав и нам стоит еще раз попробовать все начать с начала, тем более, что от долгов, которые он на меня повесил, надо как-то избавляться. Я чувствовала, что это пустая затея, и скорее реки потекут вспять, чем Одвард изменится, но угроза депортации или нового трехлетнего отсчета для получения ПМЖ была настолько реальной, что мне было проще сойтись опять, чем рисковать и оказаться бездомной на родине, да еще и без сына. Родину не выбирают, это – святое, но молиться на нее лучше издалека.

В десятый раз я выслушала доводы Одварда о том, что нам надо обязательно жить вместе накануне получения ПМЖ, а иначе, в лучшем случае, я буду мотать срок по новой, а в худшем – у меня заберут сына, отдадут его отцу, а меня с девочками выставят из страны в двадцать четыре часа.

Неужели до него дошло, какую подлянку он мне сделал, когда уговорил меня выйти за него замуж? Я знала, что он тысячу раз прав, но поверить в его искреннюю заботу, вот так сразу, я тоже не могла, поэтому попросила, чтобы он прямо сейчас написал чистосердечное признание, что это именно он делал заказы на мое имя. Одвард покорно взял ручку и стал писать корявыми печатными буквами вынужденное признание.

Чуть позже, обратившись к адвокату, я показала признательное заявление мужа и попросила перевести инкассо-дела на его имя, как на истинного заказчика и виновника всех долгов. На что получила однозначный ответ, что это возможно только в том случае, если бы мой муж имел нормальный годовой доход.

* * *

Мы снова стали жить вместе и мне пришлось сходить в контору, которая выплачивала мне пособие, и сообщить о прекращении развода. По этой причине я лишалась пособия и опять полностью зависела от мужа. Одвард стал работать на экскаваторе у одного успешного Дельца, который имел подряд под застройку дачных участков. Наш брак оставался фиктивным, потому что муж круглосуточно отсутствовал на работе, а я занималась детьми и делала ремонт в огромной чужой гостинной, потому что старые, дряхлые обои были снизу обгажены и оборваны котами бывших постояльцев.

Меня устраивали сложившиеся отношения – чем меньше времени мы проводили вместе, тем спокойнее была обстановка в семье. Я получила столь долгожданный вид на постоянное место жительство и теперь была спокойна, что меня не разлучат с сыном.

Одвард стал при каждом удобном случае приводить товарища Дельца на домашний обед. Дельцу очень нравилась русская кухня и он с удовольствием ел борщ, щи, жаркое, котлеты, сетуя на современных норвежских женщин, которые не желают возиться с готовкой и покупают полуфабрикаты или готовую еду. Одвард ел с ним за компанию, впервые перешагнув через свой стереотип питания только норвежской едой.