Книга Индира - Бонкимчондро Чоттопаддхай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рупо почувствовал, что пять рупий ускользают из его рук, и поспешно проговорил:
— Если вы не хотите посидеть здесь, то, может, согласитесь подождать где-нибудь поблизости от дома?
— Я тоже об этом думал. Когда я шел сюда, то приметил неподалеку, у спуска к реке, два высоких дерева. Знаешь это место?
— Конечно.
— Я подожду там. Уже смеркается, а ночь наступит, так меня и вовсе нельзя будет увидеть. Если твоя госпожа пожелает прийти туда, я ей обо всем расскажу. К тому же, в случае чего, мне будет нетрудно бежать. А то не очень-то приятно, когда на тебя собак натравят.
Весь их разговор Рупо немедленно передал Рохини. На этот раз мы не можем сказать вам, что было на уме у Рохини. Когда человек сам не знает, чего хочет, то откуда об этом знать нам? Однако не думаем, что именно привязанность к дяде толкнула Рохини на столь необдуманный поступок. Вероятно, ею руководили какие-то иные соображения. Кое-какие догадки на этот счет у нас имеются. Рохини нашла лицо Нишакора привлекательным, а его глаза красивыми. Рохини догадывалась, что он занимает далеко не последнее место в обществе. Она твердо знала, что никогда не изменит Гобиндолалу. Но ведь одно дело измена, а другое — просто свидание! Может, эта великая грешница думала:
«Какой настоящий охотник упустит неосторожную лань? Какая женщина не пожелает покорить мужчину, если он хорош собою?»
Ведь и тигры съедают не всех коров, которых загрызают. Так и женщина: она покоряет мужчин лишь ради самой сладости победы; и рыбу многие ловят не для того, чтобы есть, а так, ради удовольствия: поймают и выкинут; или птицу — бьют, а потом бросают. Ведь охотятся чаще всего из азарта. Правда, что до меня, то я не понимаю такого рода удовольствий. Но Рохини, наверное, рассуждала именно так: «Почему бы мне и не поохотиться на этого большеглазого оленя, раз уж он имел неосторожность забрести в нашу прошадпурскую глушь?»
Не знаю, что еще творилось в грешном сердце Рохини, только она согласилась увидеться с Нишакором, чтобы расспросить его о дяде. Рупо известил Нишакора о решении своей госпожи, и тот, торжествуя, медленно направился к условленному месту.
Как только Рупо скрылся из вида, Нишакор окликнул Шону.
— Давно вы служите у этого господина?
— С самого его приезда.
— Значит, совсем недавно? И сколько же он вам платит?
— Три рупии деньгами; кроме того, одежда и пища.
— Как! Такие отличные слуги, и так мало получают?
Слова Нишакора несказанно польстили Шоне.
— Что ж поделаешь, — проговорила она со вздохом, — здесь нелегко найти работу.
— Стоит ли об этом беспокоиться! В наших местах вы бы не пропали. Легко могли бы заработать даже десять рупий.
— Ох, возьмите меня, пожалуйста, с собой.
— Я бы с охотой, да ведь тебе, наверное, не захочется уходить от такого хорошего хозяина.
— Хозяин и правда неплохой, но больно уж хозяйка противная.
— Да, я сам уже успел в этом убедиться. Ну так что, поедешь со мной?
— Конечно!
— На прощание тебе придется оказать своему хозяину небольшую услугу. Правда, тут нужно действовать осторожно. Согласна?
— Отчего не согласиться, раз дело доброе?
— Доброе для твоего хозяина, но не для хозяйки.
— Тем лучше! Говорите скорее, я готова!
— Сегодня ночью твоя госпожа назначила мне у реки свидание. Поняла? Я согласился. Хочу открыть глаза твоему хозяину. Сумеешь ты осторожно рассказать ему об этом свидании?
— Помешать такому греху? Да хоть сейчас!
— Сейчас еще рано. Я пока отправлюсь к реке, а ты будь начеку. Как заметишь, что госпожа вышла из дому, ступай к хозяину. Помни: Рупо ни о чем не должен догадаться. А потом догонишь меня.
— Будет исполнено, — проговорила Шона, взяла прах от ног Нишакора и исчезла.
А Нишакор как ни в чем не бывало зашагал к реке. Там он опустился на ступени гхата и стал терпеливо ждать. В темноте неслышно бежала речка Читра. В воде ее слабо мерцали звезды. Вокруг стояла тишина. Лишь время от времени слышался вой шакалов и лай собак, да издалека доносилась песня: это какой-то одинокий рыбак славил богиню Кали[43]. Прислушиваясь к далекой песне, Нишакор смотрел на жилище Гобиндолала; из окна на втором этаже лился яркий свет.
«Как жестоко я поступаю, — вдруг подумалось ему, — сколько ловушек расставляю, чтобы погубить беззащитную женщину. А впрочем, что такое жестокость? Ведь зло должно быть наказано. И раз уж я согласился помочь другу, то ради спасения его дочери обязан сделать все возможное, хоть и не лежит у меня сердце к этому делу. Правда, Рохини великая грешница, и, по справедливости наказав ее, я уничтожу зло. Разве это жестоко? Не знаю, может быть, если бы я действовал открыто, то не чувствовал бы себя так скверно. Но я выбрал окольный путь, и от этого мне как-то не по себе. Кто я такой, чтобы распределять награды и наказания? И у меня, и у Рохини может быть только один судья — всевышний. Но, возможно, сейчас он сам руководит мною? Как говорится:
Чтобы ты был доволен мною,
Поступаю, как ты велишь».
Между тем настала ночь. Неожиданно Нишакор заметил Рохини, которая тихо подошла и остановилась совсем близко от него. Для большей уверенности Нишакор окликнул ее:
— Эй, кто здесь?
— А вы кто? — в свою очередь спросила Рохини.
— Я Рашбихари.
— А я Рохини.
— Почему так поздно?
— Нужно было убедиться, что за мной не следят. Ведь меня могли увидеть, и тогда я подвела бы вас.
— А я боялся, что вы забудете про наше свидание.
— Если б я умела забывать, моя жизнь сложилась бы иначе. Одного забыть не смогла — и потому очутилась в этих краях; не могла забыть о вас — и вот пришла сюда.
Едва успела Рохини произнести эти слова, как почувствовала, что кто-то схватил ее сзади за горло.
— Кто это?
— Твоя смерть, — прозвучал глухой ответ.
Рохини узнала голос Гобиндолала.
— Пусти! Пусти! — отчаянно крикнула она в густой мрак. — Я не хотела ничего плохого! Спроси этого господина, он сам скажет! — И Рохини указала в ту сторону, где только что стоял Нишакор. Но там никого не было. При виде Гобиндолала Нишакор мгновенно скрылся.
— Что это? Никого нет? — изумленно проговорила Рохини.
— Никого. Ты же видишь. Идем со мной, — приказал Гобиндолал.
И Рохини в полной растерянности медленно последовала за ним.
— Наверх никого не пускайте, — распорядился Гобиндолал, как только они вошли в дом. К тому времени Данеш Кхан уже ушел. Гобиндолал провел Рохини в самую дальнюю комнату и запер за собой дверь. Рохини дрожала, как тростинка, что сгибается под напором стремительно мчащегося потока.