Книга Реквием - Грэм Джойс

Том заметил у своих ног среди корней оливы какой-то предмет. Это была наполовину засыпанная землей маленькая стандартная Библия. Он поднял ее. Книга была старой и полуистлевшей. Кто-то из паломников или туристов то ли обронил ее здесь, то ли забыл, то ли оставил нарочно. Том открыл книгу, корешок ее при этом отвалился. Он хотел посмотреть, можно ли что-нибудь прочитать в Библии, но увидел вместо этого скользкого, похожего на слизняка червя, прогрызшего целый туннель сквозь страницы. Червяк вылез из своего туннеля, быстро прополз к краю страницы и забрался на большой палец Тома.

— Уф! — Том с омерзением отбросил Библию.

— В чем дело?

— Черная личинка.

Шерон подняла книгу, но перед ней были абсолютно чистые и целые страницы.

— Я не вижу никакой личинки.

— Пойдем.

Приблизившись к пещере, они увидели монаха в францисканской рясе, сидевшего за столом и деловито писавшего что-то. Судя по его движениям, он занимался тем же, что и монах, которого Том встретил здесь в тот день, когда его укусила пчела: чертил линии на листе бумаги. Но это был другой монах.

Он показался Тому похожим на ребенка. Когда они подошли еще ближе, стало ясно, что это, во-первых, карлик, а во-вторых, негр. По-видимому, шарканье их ног в пыли донеслось до его ушей, потому что он поднял голову и слегка склонил ее набок, прислушиваясь. Том и Шерон попятились в тень деревьев.

Отложив ручку, монах соскользнул со стула и вразвалку подошел к выходу из пещеры. Они увидели, что глаза его почти целиком белые и покрыты склеротической пленкой слепого человека.

У Тома вырвалось тихое восклицание. Монах застыл и повернул к ним голову. Было видно, что он напрягает слух, белки его глаз быстро вращались. Он крикнул что-то на языке, которого они не поняли, затем по-английски:

— Кто здесь?

Они затаили дыхание.

— Человек или дух? — крикнул монах. — Говори!

Постояв еще несколько секунд, он вернулся к столу, вскарабкался на стул и снова стал вычерчивать линии.

— Ну что, поехали домой?

— Нет, подожди, еще рано, — ответил Том.

Они углубились в оливковую рощу. Том вел Шерон к тому месту, где ему встретилась Магдалина.

— Вот здесь, — сказал он и вдруг, грубо схватив ее, стал целовать.

Шерон засмеялась и обняла его, затем обхватила руками его лицо. Его язык проник глубоко ей в рот, у нее перехватило дыхание. Он расстегнул пуговицу на ее джинсах, и она почувствовала, как, мягко поскрипывая зубцами, расстегивается молния. Он запустил руку в ее трусики и погрузил в нее палец. Шерон отстранилась.

— Нет, не здесь, Том, — прошептала она.

Однако он все теснее прижимал ее к себе. Ее соски набухли. Она, уклонившись от его поцелуя, сказала:

— Не здесь, малыш. Пойдем отсюда. Пошли, Том.

Но Том не обращал внимания на ее слова. Она отпихнула его, улыбаясь, и выставила руки, давая понять, что уже хватит. Он в ответ рванулся к ней, схватил ее за пояс джинсов, развернул к себе и прижал к стволу одного из деревьев, а затем одним рывком сдернул ее джинсы вместе с трусами, спустив их до самых лодыжек. Удерживая ее, он расстегнул свои брюки и попытался загнать член в ее зад.

Шерон вырвалась и ударила его в ухо. Удар был достаточно сильным. Том потерял равновесие и опустился на колено, держась одной рукой за ухо, а другой вытирая губы. Его член стал опадать.

— Что с тобой такое, Том? — прошипела Шерон, натягивая джинсы. — Что, скажи на милость, с тобой происходит?

— Прости. Я очень сожалею.

— Сожалеешь? Да пошел ты! — Шерон развернулась и решительно зашагала к тому месту, где они перелезали через стену. Том, по-прежнему стоя на одном колене, смотрел ей вслед.

Он провел еще некоторое время, прячась в тени дерева от лунного серпа. «У тебя действительно что-то не в порядке с головой, парень». Слишком часто он стал терять контроль над собой. Он помнил, что сделал минуту назад, но не понимал почему? Им двигал какой-то неуправляемый первобытный инстинкт, нахлынувший на него, как океанская волна. Что-то н и утри рвалось из него на свободу.

Нет, в целом он был вполне нормален. Объяснить его поведение тем, что в какие-то моменты он был одержим бесами, было бы слишком просто. Но если это не он сам сознательно набросился на Шерон, то все-таки и не что-то постороннее, а часть его самого. Какая-то часть его стремилась снести сдерживающие преграды, но делала это постепенно, словно разрывая стежок за стежком нить шва. Каждый из говоривших с ним голосов, каждый из духов был еще одним рвущимся стежком. При каждой новой галлюцинации или потере самообладания что-то в нем освобождалось. Он со страхом думал: что его ждет?

Спустя какое-то время Шерон медленно и устало вернулась и встала на колени рядом с ним. Гнев ее остыл. Она пригладила рукой свои волосы.

— У меня такое чувство, словно я разваливаюсь на части, — сказал Том.

— Не волнуйся, все в порядке, — прошептала она ему на ухо, — все в порядке.

В уголках его глаз скопились слезы. Она вытерла его глаза большим пальцем.

— Нет, — ответил он, — ничего не в порядке.

— Я с тобой, — сказала она и нежно поцеловала его в губы. Затем расстегнула блузку и положила его руку себе на грудь. — Ты ведь этого хочешь, да?

— Да.

Шерон прижала грудь к его рту. Обняв Тома, она стала укачивать его, как младенца, а он, как младенец, сосал ее грудь. Затем она уложила его прямо в траву и, расстегнув его брюки, сплюнула в ладонь и взялась за его член. Его охватила дрожь.

— Я не хотел…

— Ш-ш-ш… — Она прижала палец к его губам.

Затем она поднялась, скинула одежду и предстала перед ним полностью обнаженная. Он ощущал ее возбуждение, разлитое в ночном воздухе, ее запах, который, как невидимая лента, обхватывал его и лишал воли. Но к ее восхитительному аромату примешивался другой запах, очень похожий на пряный, пьянящий запах бальзама. Он смотрел на Шерон, нависающую над ним в темноте, подобно резной фигуре на носу корабля призраков, соблазнительную и вместе с тем пугающую, и вдруг увидел, что это вовсе не Шерон. Это была та, которую он больше всего боялся все это время и больше всего желал.

— Кейти! О, Кейти!

— Я не могла не прийти.

— Кейти.

Она встала рядом с ним на колени и взяла его лицо в свои холодные руки:

— Не плачь. Ты не знаешь, как это было трудно. Я давно уже пытаюсь пробиться к тебе.

Она была теплой, из плоти и крови. На ее губах он чувствовал вкус собственных слез. Он поцеловал ее, и вкус был точно такой, какой он помнил.

— А старуха? — спросил он. — Это была Магдалина?…

— Это была я. Я искала тебя. Не болтай, Том. Давай любить друг друга. — Откинувшись на спину, она потянула Тома к себе. — Люби меня, Том, — бормотала она, — люби меня, люби меня.