Книга Мефодий Буслаев. Свиток желаний - Дмитрий Емец

– Тише, глупое животное, не разбуди ее! Если она потянется кфлейте – я убью ее! А так… так она поживет некоторое время… – одними губамипрошептал пришлый, нацелив на Даф тонкий палец, на котором дрожал большой,похожий на каплю ртути перстень.

Депресняк перестал шипеть. То ли его заворожили переливыперстня, то ли мудрый инстинкт подсказал, что серый человек опасен ибеспощаден, как Мамзелькина после жестокого похмелья. Кот застыл, однако егомелкие острые зубы щерились. Депресняк готов был броситься на серолицего, еслитот сделает хотя бы шаг к Даф.

Заметив это, человек быстро вытянул руку, направив ладонь наДепресняка. Странный жидкий перстень без усилия провернулся вокруг пальца.Обтек его, как ртуть, множеством отдельных капель. Оторвавшаяся от перстнярубиновая точка устремилась к коту, скользя по незримой паутинке. Депреснякрванулся и застыл. Его лапы наполнила гулкая пустота. Сильная, с сухимисвязками мускулов спина одеревенела.

Незнакомец шагнул к Депресняку, присел и, развлекаясь,провел пальцем по его застывшим в оскале зубам. Депресняк следил за нимглазами, полными ненависти. Только одни зрачки еще повиновались ему. Всеостальное было парализовано.

– Привет, котяра! Ничего не хочешь мне сказать? Как насчетдать лапку?

Воюя за свою жизнь, Депресняк судорожно пытался втянутьвоздух.

– Значит, ничего?.. Что ж, возможно, так будет лучше.Подобных тебе я убивал некогда в Тартаре сотнями. Просто ради забавы. Были тами твари малость пострашнее: со змеиными хвостами, глазами василисков,превращающими сердце в осколки хрусталя, и десятками изрыгающих огонь глоток…Хотя, признаюсь, мне больше по душе убивать гиппогрифов, единорогов и прочихсозданий света. Они так жалобно корчатся, так разбрызгивают боль, что душу моюнаполняет радость. Создания тьмы в этом плане не так интересны, – просипел он.

Депресняк с усилием шевельнул передней лапой. Ему удалосьсдвинуть ее всего на пару сантиметров, но незнакомца и это насторожило.

– Ого! Да ты быстро отходишь от парализующей магии, дружок!Твари гораздо сильнее тебя целую ночь не могли шевельнуть даже глазным яблокоми ожидали, пока я убью их… С чего бы это? А, ты же метис! Смешение света и тьмыприводит порой к странным результатам…

Кот сумел повернуть голову. Челюсти с треугольными зубамизахлопнулись, но, к сожалению, недостаточно быстро и сильно, чтобы отхватитьнаглый палец.

– Через пять минут ты вновь сможешь кусаться и царапаться.Убивать же тебя, увы, сейчас нельзя. Надо спешить! – недовольно проворчалнезнакомец.

Сунув руку под плащ, он извлек тяжелые каминные щипцы. Надевтолстые перчатки, осторожно подцепил щипцами бронзовые крылья на груди у Даф.Щипцы накалились. Те их части, что соприкасались с крыльями, заалели. Жар медленнопобежал по щипцам к рукояти.

– Жаль, нельзя срезать их вместе со шнурком. А шнурок… хе…вместе с головой. Если девчонка будет мертва, от оттиска ее крыльев не будет нималейшей пользы. Если же пострадает шнурок, связь нарушится и оттиск не будетничего стоить… – просипел он с разочарованием.

Держа одной рукой щипцы, другой он ловко положил на грудьДафны узкий свиток и, распрямив его, коснулся крыльями нижнего края. По свиткупробежала легкая, едва различимая рябь. Ухмыльнувшись, обладатель переливчатогоперстня отпустил крылья Дафны и убрал щипцы. Затем настал черед свитка, которыйотправился в его широкий рукав.

– Оттиск есть. С девчонкой, кажется, все… Хотя нет, ещедеталь! Удачно все же, что мне удалось обвести вокруг пальца еелопуха-хранителя, – деловито пробормотал он.

Серолицый поднял руку к лицу и совсем слабо, точно это быласвеча, которую он боялся погасить, подул на свой дрожащий перстень. Маленькая,почти неразличимая красная искра скользнула по воздуху к спящей Даф и,коснувшись шнурка, на котором висели ее крылья, застыла на нем едва приметнымузелком.

– Просто узел… Не думаю, что он кого-то насторожит.Разумеется, во многом знании многие скорби, но я предпочитаю знать все.Особенно то, что происходит в конторе Арея… До встречи, Арей и… Мефодий! –прошептал он.

Незнакомец скатал свою тень, точно старую мешковину,начертил на полу круг и шагнул в него. В следующую секунду загадочная личность,появившаяся из ниоткуда, отбыла в никуда.

* * *

Проснувшись утром, Мефодий с тоской вспомнил, что сегодняпятница – а такие дни у стражей мрака всегда выдаются особенно хлопотными. Ещевчера, в четверг, он, помнится, безрадостно подумал, что назавтра предстоитмного глупейшей суеты.

Не ожидая ничего хорошего, он отправился в офис, у входа вкоторый уже толпилась очередь из суккубов. В обществе себе подобных суккубыбыли скучны. Никого не обольщали, ни с кем не заигрывали. Их потные ладошки сбеспокойством сжимали бумажонки на продление земных регистраций.

Когда Мефодий протискивался между ними, суккубы норовилиухватить его за рукав, умоляя принять их без очереди. Один суккуб, неприятныйразвязный тип с коротким ежиком высветленных волос, повис у Мефа на шее и сталсюсюкать.

Зная, что иным способом от него не отделаться, Мефодийсказал ему деревянным голосом: «Не положено, гражданинчик! Lux in tenebris! Deojuvante!» – и получил неземное наслаждение, наблюдая, как наглец сдулся изловонной лужицей впитался в трещину в асфальте. Спустя какое-то время суккубвернулся уже из другой щели, серенький, подавленный, и стал униженно проситьпрощения. При этом он добровольно и со всего размаху «бил челом» о стену дома.

Остальные суккубы, видя, какая судьба постигла их товарища,с писком кинулись в разные стороны, и дальше Мефодий шел уже, как по широкомукоридору. Формуле света, которую он только что применил, Мефодия научила Даф.Он услышал, как однажды она успешно произнесла ее, отгоняя вконец доставшего еекомиссионера.

Теперь Мефодий опасался, что ему с Даф влетит от Арея, еслисуккубы наябедничают. А они стопудово сделают это, если сумеют просунуть своирыльца в начальственный кабинет. Улита-то, само собой, не выдаст. Пересказыватьжалобы не в ее привычках.

Мефодий вошел, покосившись на руну. Улита была в приемной неодна. Рядом сидела Мамзелькина и ржавым, но острым ножичком очиняла гусиныеперья. Никто не умел делать это с таким совершенством, как Аида Плаховна. Онабуквально чувствовала каждое перо и необходимую для него форму среза. «Дельце,изволите видеть, нехитрое. Примерно тем же движением эйдос отделяется от тела!»– доброжелательно поясняла она.

– Привет! – поздоровался Буслаев.