Книга Монтигомо - Ястребиный коготь - Виталий Георгиевич Губарев

улицу коробку с табаком.

— Закуривай. Тебя как зовут?

— Виктор.

— А меня Сашка. Постой, ты что же табак рассыпаешь? Крутить не умеешь. Эх ты, парень! Привык московские курить. Давай-ка я тебе сделаю.

Он ловко скрутил мне папиросу и дал прикурить. Я втянул горький дым, задохнулся и закашлялся.

— Ядовитый табачишко? — спросил Саша сочувственно. — Оно, конечно, с непривычки трудно: крепкий — вырви глаз! А ты, если не привык, не мучайся, брось!

Я немедленно последовал его совету и затоптал папиросу. Потом мы посидели немного на скамейке, беседуя о всякой всячине. От табачного дыма меня подташнивало, и я то и дело сплевывал на дорогу.

— Ты рыбу ловить любишь? — спросил Саша.

— Люблю…

— Хочешь, в выходной на Березину пойдем? Вот такие окуни ловятся!

— Пойдем, — согласился я и сплюнул.

— Удочки у меня есть. Да ты что все плюешься?

— Так просто, — сказал я и снова сплюнул.

— Только встать до зорьки надо. На зорьке здорово клюет!

— Ладно, — сказал я и опять сплюнул.

Наконец я услышал, что тетя Нюша зовет меня пить чай, попрощался с Сашей и побежал полоскать рот.

…Стол стоял под яблоней у открытого окна, из которого в сад потоком лился электрический свет. Он широким квадратом ложился на землю, отсекая у сумрака часть грядки с нежно-розовыми цветами, блестел в начищенном самоваре и терялся наверху, в темной зелени ветвей, усыпанных завязью яблок. Мошки и бабочки кружились в полосе света.

Мама сидела перед столом в кресле, бледная, но счастливая, с улыбкой на лице, и говорила тете Нюше, которая обкладывала ее со всех сторон подушками:

— Ну, что ты, Нюшенька, в самом деле… я уже совсем хорошо себя чувствую.

— А ты слушайся и не бунтуй! — ласково ворчала тетя Нюша, низенькая, круглая, с такими быстрыми движениями, что за ними трудно было уследить. — Леня, Принеси-ка еще из спальни мою шаль.

Дядя Леня послушно ушел за шалью. Был он до такой степени не похож на свою жену — очень высокий, сутуловатый и медлительный, — что когда они стояли рядом, невольно делалось весело.

— Садись, Витюша, — сказала тетя Нюша, указывая мне место и стремительно подставляя тарелку с вареными яйцами, вазочку с маслом и дымящуюся кулебяку.

— Тетя Нюша, — взмолился я, — какой же это чай? Это. целый ужин! А мы уже ужинали!

— Это еще что такое! — рассердилась тетя Нюша. — Вы что, сговорились бунтовать? Ешь и не рассуждай!

— Ты, братец, со своим уставом в чужой монастырь не суйся, — сказал дядя Леня, набрасывая шаль на маму. Он добродушно рассмеялся: большой острый кадык задвигался на его длинной шее.

Я вздохнул и принялся за еду. И не пожалел: кулебяка просто таяла во рту.

Вокруг было удивительно тихо, тоненько пел на столе самовар, ароматный дымок от него сливался с запахом цветов и едва уловимым запахом хвои, приносимым ветерком от недалекого леса. Черный жук прогудел в воздухе и шлепнулся на белую скатерть.

— Как хорошо! — прошептала мама, и глаза ее заблестели. — Правда, Витюша?

— Угу, — промычал я, прожевывая кулебяку. — Тетя Нюша, смотри, жук в варенье лезет!

— Экий нахал! — сказала тетя Нюша, сбрасывая жука на стол. — На чужой каравай рот не разевай. Тебя еще здесь не хватало! Прямо как Гитлер!

Я рассмеялся. Дядя Леня качнул головой:

— Не нравится мне, что Гитлер, свои войска к нашей границе стягивает.

— Как? — слабо ахнула мама. — Неужели стягивает? Я пока болела, совсем газет не читала… Да что ж ему у нас надо? Ведь сколько стран уже ограбил!

— А иной собаке бывает все мало, — сказал дядя Леня.

— Да ну тебя, Леня! — махнула на него полной рукой тетя Нюша. — У нас же с Германией договор есть.

— А если сунется — дадим по зубам! — стукнул я кулаком по столу.

Дядя Леня басисто рассмеялся:

— Правильно, Витюша! По зубам дадим, если сунется! Это ему не Франция!

…Утром я проснулся от оглушительного скворцового гвалта. В открытое окно вливался прохладный, резко пахнущий левкоями воздух. Веселое солнце просачивалось сквозь листья, и на подоконнике покачивались розовые зайчики. За домом мычала корова, и было слышно, как тетя Нюша стучит подойником.

Чтобы не разбудить маму, я, не одеваясь, в трусиках, вылез через окно в сад. Утренний холодок словно водой окатил меня с головы до ног, и я запрыгал возле грядки, размахивая мохнатым полотенцем. Потом, собравшись с духом, плеснул на себя из кадки несколько пригоршней дождевой воды и негромко взвыл:

— Бррр… у-ух…

Но тут я услышал, как на улице кто-то заливчато хохочет. Сквозь решетку забора я увидел белую кофточку, на которой ярко пылал шелковый пионерский галстук.

Валя стояла подле своих ворот и держала в одной руке зеленоватый походный мешок, собираясь, по-видимому, забросить его за плечи. Другой рукой она прикрывала смеющиеся глаза от солнца, глядя в мою сторону.

— Не вижу ничего смешного! — сердито крикнул я, спрятавшись за куст и растирая спину полотенцем.

Валя расхохоталась еще громче:

— Спортсмен-курилка!

— А я вовсе и не курю, — сказал я, краснея.

— Бессовестный обманщик! Я сама вчера видела. Ничего ты не видела…

— Нет, видела! Нет, видела, горе-спортсмен! Вот заболеешь туберкулезом!

Я погрозил ей кулаком.

Это было глупо, и я сейчас же пожалел об этом. Но было уже поздно. Валя презрительно пожала плечами и больше не смотрела в мою сторону.

— Мама! — звонко крикнула она, надевая походный мешок. — Я пошла!

Из ворот вышла высокая красивая женщина, такая же русоволосая и светлолицая, как Валя. Они обнялись и о чем-то заговорили вполголоса. Затем Валя легко и быстро зашагала по улице; косы бились о ее походный мешок. На углу она оглянулась, помахала матери рукой и скрылась за поворотом.

В узенькую калиточку я прошел из сада во двор. Тетя Нюша в сарафане доила в сарайчике корову, тугие струйки молока звенели в подойнике. Корова жевала губами и время от времени шумно вздыхала.

Тетя Нюша кончила доить, поднялась раскрасневшаяся, с капельками пота на лице и улыбнулась.

— Ты уже встал, Витюша? Выпей-ка молочка парного.

Я тут же во дворе выпил кружку теплого пахучего молока. Тетя Нюша внимательно, наблюдала за мной и предложила вторую кружку. Я молча замотал головой и вытер ладонью губы.

Из двери высунулся дядя Леня в белой майке без рукавов, с бритвой в руке. Мыльная пена пышно покрывала его худощавое лицо и длинную шею.

— Нюша, а пускай-ка он в кино на дневной сеанс сходит. Чего ему скучать-то? Как ты думаешь, Витюша? Сегодня «Таинственный остров» идет. Хо-орошая картина!

После завтрака я отправился в город. День был спокойный и жаркий. Дворники поливали