Книга Ленинградский панк - Антон Владимирович Соя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Привет!
– Мы тебе поесть принесли.
В комнату Больной возвращается с двумя девчонками. Обе чуть пониже тебя. Обе – интересные и при этом полные противоположности друг друга. Курносая пухлогубая брюнетка с радикально короткой стрижкой, вся в черном: чулки, юбка, футболка, пиджак, а худющая блондинка с ярким боевым макияжем – в красной блузке и оранжевых бананах. Аж глазам больно. Брюнетку ты точно где-то видел. Вот только где?
– Это Нинка. Это Мурзилка. Мои модели. Я их фотографирую. – Больной нарочито смачно целует девчонок в губы.
Модель! Ну конечно! Вот где ты видел эту курносую. Только там она была исключительно без одежды. У нее красивая грудь. Каплевидная. И тело, как гитара. Ты чувствуешь, как снова неудержимо краснеешь.
– А это известный поэт Энди Фролов-Задунайский, друг моего друга Дэна, и его одноклассник Тихоня, – представляет вас девчонкам Больной. При них он стал гораздо бодрее. – Между прочим, музыканты известнейшей панк-группы «Каждый Человек». Вы тут знакомьтесь, а я в дабл.
Больной бросает их с девчонками. Тихоня вцепляется в басуху и прикрывается ею, как щитом. С девчонками у него не ахти.
Курносая Мурзилка переспрашивает неожиданно глубоким голосом:
– Какой-какой группы?
– Известнейшей, – подтверждаешь ты. – Но пока очень узкому кругу посвященных. Так что добро пожаловать в круг, Мурзилка.
Смешная кликуха. Ловишь себя на мысли, что смотришь на курносую девушку с большим интересом. И даже не из-за фотографий. Есть в ее странном лице что-то необыкновенно притягательное. Особенно в иронично сощуренных карих глазах.
Блондинка Нинка кошачьей мягкой походкой подходит к Тихоне:
– Играешь на гитаре? – голос у нее тоже кошачий.
– Это не гитара. Это бас, – дает сноба Тихоня.
– А-а-а. Понятно. Мальчик симпатичный, но о-очень важный. Или стеснительный? – Нинка уж точно не стеснительная. И сдаваться, похоже, не привыкла. – Ладно, не бойся ты так. Я не кусаюсь, если не просят.
Боевая жаба. Мурзилка совсем другая. Или тебе хочется, чтобы так было.
– А ты действительно поэт, или Больной прогнал очередную телегу в свойственной ему шутовской манере? – Нинка переключается на тебя с зажавшегося Тихони.
– Правда-правда. Только он без водки не будет свои стихи читать. – Отвечает за тебя Тихоня.
– Жаль. Я бы послушала, – театрально вздыхает Мурзилка. – Первый раз настоящего поэта вижу.
Ошибся ты, чувак. Обе они актрисы. Модельки человека. Вот и отлично.
– Расслабься, Мурзила. – Это Больной вернулся. – У нашего поэта уже есть девушка. Правда, она об этом не знает.
Ты недовольно закатываешь глаза. Терпеть не можешь публичных обсуждений твоей личной жизни.
– Пойдемте, чаю, что ли, выпьем, – предлагает Больной.
– Чего чаю-то? У нас и пиво есть! – возмущается Нинка.
– Алкоголички! Засранки! Но я вас все равно люблю. – Больной обнимает девчонок за талии, и вы толпой перемещаетесь на кухню. Тихоня идет, не выпуская из рук бас. Ты видишь, что смелая Нинка держит его за руку. Буквально тащит за собой. Тихоня сияет. Везет же сегодня чуваку. Причем совершенно незаслуженно. Ты ввел его в крутую тусовку и ему сразу поперло: басуха, девчонки… А вот тебе можно было бы уже и свалить. Миссия с басом удачно завершена. Или что-то держит здесь и тебя. Пиво? Курносая кареглазая Мурзилка? Злой рок? Злой панк-рок? Все сразу? Попробуй разберись.
Глава 18. Колеса судьбы
Вы сидите за столом в просторной кухне Больного, попиваете пивко и играете в преферанс для бедных – тысячу на раздевание. Пара на пару. Больной пьет чай и фотографирует вашу битву для потомков на старенький отцовский ФЭД. Практически, сейчас вашу пьянку фиксирует Феликс Эдмундович Дзержинский. У вас с Мурзилкой марьяж за марьяжем. Тихоня и Нинка отчаянно проигрывают. Но нельзя сказать, что это их сильно расстраивает. Тебе кажется, что даже радует. Тихоня сидит в синих семейных трусах и белой майке и не отводит глаз от Нинки в кружевном лифчике и штанах-бананах.
Большой тонкогубый рот Нинки практически не закрывается. Ты уже знаешь почти все о веселом образе жизни юной парикмахерши. Более безбашенной девки ты еще не видел.
– Мы с Каринкой югов на днях сняли на дискаче в «Венских звездах». Они нас в «Пулю» ужинать повезли. Икра черная, осетрина, коньяк армянский, полусладкий шампунь. Полный комплект. Юги ужрались в говно. Ой, говорю, мальчики, нам срочно нужно в туалет. Они – вдвоем? Мы – конечно, вдвоем, и ржать. В общем, спустились, бегом-бегом, тачку поймали и досвидос. Пишите письма!
Тихоня набирает карты, глядит на Нинку осоловевшими влюбленными глазами с пушистыми девичьими ресницами.
– Ничего себе. Ну, вы, ваще, рискованные. А если бы они прочухали развод?
– Эти курицы все время так развлекаются. – Больной морщится. – Заканчивайте, дурынды. Допрыгаетесь. То есть добегаетесь.
– Какой ты все-таки зануда, Димочка! Это все от таблеток. – Нинка кокетливо отгибает правую чашечку бюстгальтера вниз. Ровно на секунду, но Больной успевает щелкнуть, а Тихоня обмереть, простреленный навылет острым соском.
– Включи нам музыку, пожалуйста, – просит хозяина Мурзилка.
Больной уходит и возвращается с кассетным «Романтиком». Вставляет кассету. Шипит пленка. БГ поет издалека искаженным донельзя голосом:
Все, кто были, по-моему, сплыли,
А те, кто остался, спят.
Один лишь я сижу на этой стене,
Как свойственно мне.
Запись ужасная. Сделана на рок-клубовском фестивале. Но тебя прет с первых же аккордов.
– Эй вы, как живется там,
У вас есть гиппопотам… —
подпевает Мурзилка, глядя в свои карты. И ты снова думаешь, что она особенная. Но, конечно, не такая особенная, как Объект. Не такая красивая. Но своеобразная. Ты видишь, как на подоконник садится тучный голубь и, выхаживая по нему, с интересом поглядывает на вас. Прикормленный такой. Смешная птица. Ты хватаешь салфетку из стакана на столе, достаешь из кармана влажных джинсов (до сих пор не высохли, заразы) огрызок карандаша и срочно пишешь, пока мысль не улетела.
Смешная птица пробует взлететь,
но глупая о крыльях позабыла.
А ты меня хоть чуточку любила?
Спаси меня, любимая. Ответь.
Мурзилка поглядывает в твою салфетку. Думает, что незаметно. Пусть думает. Тебе приятно. А Тихоня с Нинкой снова облажались. Звонок в дверь спасает их от продолжения стриптиза.
– Опять кого-то принесло, – ворчит Больной. Он видит, что Тихоня испуганно начинает одеваться. – Да не бойся, ты, Тиша. Маман часа через два придет, не раньше, а батя еще позже.
Больной уходит и возвращается с Дэном, который победно держит гитару двумя руками над головой.
– Меняю жену на