Книга Кафедра А&Г - Татьяна Соломатина

– Чёрт! Надо давным-давно заставить этих кафедральных крыс обновить…

– Не волнуйся, никто не обращает внимания на такие мелочи, если он не заинтересован вопросом так, как была заинтересована я. И, к слову, этот старичок, кряхтя, стащил стенд со стены, после того как я ушла. Тебя не смущает, что я подглядывала из-за угла? Стащил и заорал: «Тоня! Обдери эту гадость и наклей новую, посвежее!» Остроумный дедуган.

– Да уж.

– Ну так вот. Твоя Ольга Андреева, о которой почему-то не очень любят вспоминать, но без неё не было бы твоих центров, насколько я понимаю, тоже носила на шее нитку жемчуга, а в ушах – жемчужные серьги. Твоя текущая жена…

– Последняя! – Шеф строго посмотрел на Лену Кручинину.

– Твоя последняя жена, – ровно продолжила та, – носит на шее нитку жемчуга, а в ушах – жемчужные серьги. И даже твоя профессор Наталья Степановна Ниязова – правая рука и личный учёный секретарь…

– Ой, ну хоть эту-то уже… Было-то всего пару раз, на полное безрыбье.

– Ты невнимательно слушал и совсем не мыслил. Выключи самца. Эта профессорша – твоя женщина, хочешь ты того или нет. Делать с этим ты волен всё, что тебе заблагорассудится, но от этого менее твоей эта женщина не становится. Ты разобьёшь – уже разбил – ей жизнь, но ты в этом не виноват. Любая из твоих женщин так сильно стукалась об тебя, что шансов не разбиться почти ни у одной не оставалось. Первая твоя жена сам знаешь где. Вторая… Прости, последняя – не более чем домашняя утварь. У Ольги Андреевой всё хорошо, насколько мне известно. Я не удивлю тебя, сообщив, что втёрлась к доверие к тому деду со стендом? Это был интересный эксперимент с достаточно трудно прогнозируемым исходом. Но у меня вышло. Может быть, потому, что Игорь Израилевич мне нравится. Как мне нравишься ты. Чем закончится для неё самой профессор Ниязова, мне известно заранее, это такие простые лейденские банки, что Эйнштейном быть не обязательно. На троих не очень-то счастливых твоих баб – одна закончила хорошо, хотя собиралась всё завершить иначе. Нет, не он проболтался. Но я умею анализировать. Я так ненавидела с самого детства всяческую мистику, что была вынуждена изучить вопрос в полностью доступном мне объёме. Но даже такового скудного объёма мне было достаточно, чтобы понять – никакой мистики не существует. Есть ясный ум, пара психологических простеньких фокусов и обаяние личности.

Алексей Николаевич молча слушал и, несомненно, был немало удивлён таким аналитическим талантом, таким текстом, который какая-то студентка, пусть даже и шестого курса, так непринуждённо выдавала ректору. Мало того, она так легко и просто ему «тыкала», как будто они были знакомы с рождения. И он, «тыкая» ей, не испытывал ни малейшей неловкости.

– И что из всего этого следует?

– Ничего особенного. Для понимания конструкции собственной шляпы с кроликом мне не хватает пары деталек. А именно: почему все твои бабы носили жемчуг?

– Понятия не имею.

– Ладно, попробую с другой стороны. Вспомни, откуда у них этот жемчуг. И, заметь, я даже не спрашиваю тебя, не ты ли им дарил этот жемчуг. Потому что знаю, что не ты.

– Ну, не такой уж я и жадный.

– Дело не в жадности или щедрости. Расскажи, откуда у них жемчуга, и я расскажу тебе, в чём дело.

– О чём бы ещё я мог говорить с молодой красивой женщиной поздним вечером, как только не о моих бабах, всегда носивших жемчуг!

– Не ёрничай, пожалуйста. Мы с тобой всё успеем. И даже больше, чем ты, Безымянный, можешь себе представить. Потому учёный – читай «мыслитель» – здесь и сегодня – я. Я помогу тебе создать то, о чём ты мечтаешь. О чём ты мечтаешь, я тебе тоже расскажу позже. А пока напрягись и вспомни.

– Ну, раз всё так серьёзно… – Шеф не оставлял шутливого тона, но ему стало немного жутко. Эта толстоногая девчонка как-то странно влияла на него. Он знал, что честолюбив и сребролюбив, но сегодня впервые ему захотелось каких-то совсем уж глупостей. Он не понимал, каких именно. Кота завести. С помойки. Откуда-то в сознание впорхнуло мотыльком слово «величие». Величие мотылька. Он тряхнул головой и начал вспоминать с добросовестностью первоклашки. Сам он, признаться честно, никогда не обращал внимания на то, что носят «его бабы». Оказалось, что если тебя направляют, воспоминания извлекать легко.

– Первой жене досталось по наследству. Мы немало болтали о том о сём ещё до рождения сына, когда она была нормальной. А она была не просто нормальной, а и очень образованной и весьма неглупой. Пока не чокнулась на почве материнства. Ты знаешь, я очень боюсь женщин-матерей. Как тип. Женщина-блядь для меня предпочтительнее, чем женщина-мать. У меня травма. Сначала мать. Потом – первая жена. Каждая по-разному, но… Я тебе потом расскажу, – он вздохнул и грустно улыбнулся. – Мы сегодня про жемчуг. Так вот, у неё, у первой моей, был хорошо зарабатывающий папа, любивший свою жену, которой и дарил драгоценности. Ещё до войны. В том числе и этот жемчуг. Всё дочери по наследству и досталось с приказом беречь в основном этот жемчуг. Все прочие цацки она тоже надевала, но гораздо реже. Говорила, что жемчуг, если его не носить, рассыхается в пыль. Ему необходимо человеческое тело. Влага и тепло.

– Понятно. Глупая легенда, к слову. Ты должен понимать. В атмосферном воздухе всегда достаточный для жизни жемчуга уровень влажности. Просто жемчуг – быстро стареющий камень. Единственный, чья яркость и красота сопоставимы с длительностью одной-двух-трёх человеческих жизней. Остальные камни стареют дольше.

– Да, после того, что случилось с нашим сыном, она всё твердила, что скоро умрёт, потому что жемчуг потускнел.

– Он просто состарился. Естественным образом. И это ещё один глупый миф о жемчуге, мол, тускнея, он предупреждает своего владельца о смерти. Предупреждает, конечно же. О своей – о смерти жемчуга. Как и человеческое старение предупреждает о неизбежности смерти. Полагаю, что у владельца жемчуга, если он более-менее психически здоров, нет иллюзий на тему своей вечной жизни. Во всяком случае, в земной его ипостаси с вечно молодым жемчугом на гладкой шее. – Лена немного помолчала. – Ольгин?

– Здесь всё проще, эту историю не раз рассказывали и её отец, и её мать, и она сама. В год рождения Ольги отец её, Иван Андреев, подарил и жене, и крошке-дочери по одинаковому жемчужному набору: нитка, серьги, кольцо, браслет. Ольга начала носить его лет с семнадцати и почти всегда носила только этот гарнитур, потому что он ей очень нравился и был к лицу. Хотя и других побрякушек у неё было достаточно.

– Почти нет на земле женщин, которым жемчуг не к лицу. С остальными камнями сложнее. Жемчуг в этом смысле универсален, он идёт женщинам любого цвета и фасона.

– Никогда не задумывался… Позже Ольга надевала браслет и кольцо только в гости и по поводу, потому что…

– Она была высококлассным хирургом.

– Не только была, но и есть. Я узнавал, поверь. В точных деталях. Зачем? Ностальгия, наверное. Мне очень её не хватает. Потому что высококлассных хирургов немало, но преданных единомышленников среди них почти нет.