Книга Кафедра А&Г - Татьяна Соломатина

– Вторая жена?

– Наташкины жемчуга подарила ей мать. Кажется, она торговала и жемчугом с русского Севера. В том числе.

– Ты вообще никогда ничего не дарил своим женщинам?

Алексей Николаевич задумался. И, похоже, впервые за всю свою пятидесятилетнюю с хвостиком жизнь он задумался о «женском вопросе» всерьёз. Лена молчала.

– Ну, почему ничего? Я дарил им цветы, конфеты. Я всегда давал жёнам деньги.

– То есть вот так вот, чтобы преподнести какой-нибудь банальный приятный сюрприз вроде кольца, шубы или кофточки?..

– Я привозил им из загранкомандировок косметику, духи…

– Которые они сами заказывали.

– Ну да. Да и вообще, Елена Кручинина, странный какой-то разговор. Я, взрослый дядька, ректор, на минуточку, медицинской академии, отчитываюсь тут перед пигалицей старшекурсницей о своих отношениях с женщинами. Да я девственности лишился задолго до того, как ты родилась! – Шеф попытался произнести это строго. Но ему самому было удивительно то, что эта беседа его нисколько не злит. Напротив – забавляет. И ещё вот что – невероятно, как спокойно, без тени женских эмоций вроде ревности, или надрыва, или ещё чего-нибудь она расспрашивает его, сидя в его же кабинете.

– Дядька-то ты взрослый. И физиологической девственности – да, давно лишился. Ты умный, успешный и всего добившийся, как любят говорить. Но, похоже, ты так и остался…

– Бла-бла-бла, маленьким мальчиком. Вот только банальностей околопсихологических мне не неси, девочка.

– Нет. Маленьким мальчиком ты не остался. Никто не остаётся маленьким мальчиком. Есть взрослые мальчики и даже старые мальчики. Но ты не мальчик, Безымянный, ты мужчина. Мужчина, всю жизнь ведомый женщинами. Тебе казалось, что иных ты встраиваешь в свою жизнь и карьеру, но всё это совсем не так. Не столь прямолинейно и однозначно, но мы не будем умствовать обо всём на свете именно сегодня. Потому что я хотела узнать историю жемчуга твоих женщин и узнала всё, что хотела.

– И? Что это тебе дало?

– Знание. Я обещала поделиться и своим знанием о жемчуге. С тобой. Жемчуг – очень женский камень, если ты не знал. Хотя ты и носишь булавку на галстуке с высококлассной жемчужиной, но я уверена, что ты этого не знал. Наверняка ты слышал, что жемчуг – символ чистоты, целомудрия и даже высокого достоинства, но это всё ерунда. Жемчуг – символ мудрости. Мудрость сходна с жемчугом природой происхождения – и та и другой состоят из серии переслаивающихся концентров. Первая – из концентров знаний, обволакивающих человека. Второй – из концентров нарастаний минерала арагонита и органического вещества конхиалина, наслаивающихся на инородные частицы в раковинах ряда морских и некоторых пресноводных моллюсков. Зрелость мудрости и зрелость жемчуга зависят от множества факторов. Но сейчас вот что важно: дело в том, что жемчуг, приобретенный женщиной для себя самой, ни мудрости, ни счастья, ни красоты ей не приносит. Только подаренный. Причём – подаренный мужчиной. Не отцом. Не матерью. Не переданный по наследству. Подаренный именно её мужчиной, недавно извлечённый из раковин жемчуг делает женщину мудрой и счастливой в течение данной конкретной земной жизни. Я это только что придумала, но от этого истина не становится ложной. Что внизу, то и наверху. И наоборот. Спасибо за кофе с сыром, Алексей Николаевич.

– Не за что. Ты что, уже уходишь? – он несколько оторопел. Кажется, он забыл сделать что-то важное, что делал со всеми женщинами. Или не важное? И что это за лекцию она ему прочитала?

– Сегодня да. Засунуть в меня свой действительный… или пока ещё корреспондент? – Лена хохотнула, – член ты всегда успеешь, Безымянный.

– Ну, ты и…

– Да ладно. Тебе впервые за всю твою немалую половую жизнь говорят дело, а ты сидишь и мучаешься тем, что не присунул по регламенту. Фи!

– Ты меня совсем уж каким-то неразборчивым блядуном выставляешь.

– Я? Перестань. Кто я такая, чтобы тебя кем-то выставлять? Кстати, я написала тебе сказку. Тебе никогда не писали сказок? Неужели ты в самом деле думал, что я конспектирую то, что ты несёшь в аудиторию? Ты интересный и обаятельный лектор, спору нет. Как нет и ничего такого, что бы нельзя было услышать только в твоей лекции. Всё прекрасно можно прочитать в книгах. Так что писала я не это. Держи. Я уйду, прочтёшь, – Кручинина положила на кофейный столик обычную ученическую тетрадку. – Почерк у меня разборчивый. Приятного прочтения. Не провожай, дверь найду.

Дверь мягко дошла и мелодично клацнула. Нимало не заботясь о том, что рабочее время секретарши давным-давно закончилось, Шеф открыл тетрадку. На титульном листе аккуратным круглым почерком было жирно выведено:

МЕЖВИДОВОЙ БАРЬЕР

Он встал, налил себе полстакана виски, присел обратно на диван и погрузился в чтение.

«На планете Безымянной всё было, как и везде в этой дерьмовой Вселенной. Эволюция как эволюция – первичный бульон, динозавры, всякие птицы-рыбы, шишки-орешки и, конечно же, обезьяны, одна из которых в условное время догадалась сделать из обычной палки палку-копалку, палку-кидалку и палку-вставлялку. Из первой позже получилось орудие труда, из второй – орудие войны, а из третьей – по выбору. В связи с этим обезьяны разделились на земледельцев, охотников и сибаритов. Земледельцы копали отсюда и до обеда, охотники – воевали с едой за еду, а сибариты – по выбору. Жили себе обезьяны, не тужили почти на всей поверхности Безымянной планеты. Чуть поближе к полюсам – светлоликие и длинношёрстные, чуть поближе к экватору – черномастные и гладкокучерявые. И так стало земледельцам и охотникам скучно от беспросветного земледелия и охоты, что сибариты выдумали для них бога, потому что с богом веселее. Вроде как не из мамки выпал, потому что папка тебя туда «засеял», а потому что – предназначение. И уже не просто так тварь, а тварь божья. Любой ведь твари куда приятнее быть не просто тварью. Ну и ладно, каждая обезьяна имеет в жизни свой интерес. Кроме своего интереса, обезьяны имели ещё и друг друга, и от этого получались новые обезьяны без каких-либо особых проблем. Особенно без проблем репродуктологии. Обезьяны Безымянной планеты и слов-то таких не знали. Зато они точно знали, что если совокупиться с динозавром или, к примеру, с китом или овцой, то никого не получится. А от соития с обезьяной как раз да. Получится новая обезьяна. Обезьяна-самец и обезьяна-самка всегда знали, что и когда сделать, чтобы гарантированно обзавестись своей маленькой обезьянкой. Самцы и самки любили своих маленьких обезьянок. И хотя иные отважные сибариты не оставляли попыток заняться любовью, например, с верблюдом или ездовой собакой, всё равно из этого ничего не выходило. Ни такой выносливой, как верблюд, обезьяны, что могла бы переходить пустыню без воды, не запыхавшись, ни ездовой обезьяны. Ничего не получалось, кроме собственно акта межвидовой любви, да и то без особого удовольствия для сторон. Отважные обезьяны-сибариты были, как правило, самцы, потому что, как известно, мужественнее. Вроде как, надо понимать, смелее. И вот однажды одна смелая обезьяна-самец-сибарит сказала первое слово. И слово это было: «ноосфера». Сказала и как начала говорить, остановиться не могла. Говорила и говорила с утра до ночи что-то про космогоническую коллегиальность и мировой бульон, в смысле – эфир, мол, нельзя отрываться от коллектива, а то коллектив порвёт твоё индивидуальное самосознание на тряпки и т. д. Остальные обезьяны наслушались и тоже стали говорящими, побрили себе задницы и стали называться людьми, как и принято во всей порядочной Вселенной. И уже всем коллективом стали с утра до ночи атмосферу планеты вместо дела словами сотрясать. Имён друг другу надавали, названия всему придумали. Ну а первая говорящая обезьяна так была этим всем потрясена, что так и осталась обезьяной без имени и даже впоследствии дар речи потеряла. Вследствие чего была посажена остальными людьми в клетку и там умерла от старости и тоски, забрасываемая бананами по самую макушку при любой попытке наладить общение с помощью языка жестов.