Книга Дылда - Леонид Гришин

– Ну что, вы готовы? Захватите с собой сберкнижку и паспорт.

– Какую ещё сберкнижку?

– А ту самую, на которую пенсия моего отца приходит.

– Ещё чего захотел!

– То есть заявление мне всё-таки писать? О том, что ты пыталась отравить меня, а в итоге отравила своих.

Марию Евграфовну перекосило, но уже не от гнева, а от отчаянья.

– Там и моя пенсия, – тихо произнесла она.

– А то, что ты два года пользовалась пенсией отца – это ничего? А квартира в Москве, которую твоя дочка купила на его деньги? Так что переводи давай по-доброму. Переведёшь – и больше нас не увидишь.

Мария Евграфовна молчала.

– Заявление о разводе мы тебе уж оставим, сама оформишь. А до больницы к своим дойдёшь, мы едем только до Сбербанка.

В банке она не стала протестовать или отказываться. Виктор говорил о заявлении вполне серьёзно, Мария Евграфовна это чувствовала.

Старик сидел у своего дома в Анапе. Уже начало темнеть, пока он вспоминал всё, что с ним приключилось за последние годы. Татьяна с Виктором уехали только вчера, пообещав, что будут приезжать почаще. Старик смотрел на небо и думал, что никогда и ни за что больше не променяет природу, спокойное счастье на чьи-нибудь прихоти. А веранду, думал старик, веранду первым делом построю – большую, застеклённую и светлую, чтобы, когда приедут дети с внуками, можно было бы приготовить раков.

Отшельник

Серафим проснулся от шума за окном. Форточка была открыта, и в комнате было хорошо слышно, как каждая капля дождя разбивается о железный лист, который прикрывал дренажный колодец. Удивительно, как человек всегда может только лишь по одному этому звуку – звуку разбивающихся капель – понять, что происходит за окном. Серафим сел на диване, и его взгляд застыл на окне. Облака были сплошь затянуты пасмурной плёнкой, а капли дождя ударялись о стекло и быстро сползали вниз, теряясь в бесформенной луже. Такой дождь льёт обычно долго, не переставая. Иногда кажется, будто бы он стих, но уже в следующее мгновение откуда-то издалека ветер словно подгоняет его, и дождь усиливается.

Серафиму казалось, что он проспал не дольше пяти минут, но на самом деле прошло два часа с тех пор, как он прилёг. Он попытался вспомнить, что ему снилось, но у него не вышло. У него было ощущение, что ему снился он сам – Серафим, что все вокруг его осуждали, а за что – он не помнил. От сна наяву осталось только беспомощное чувство досады, которое Серафим ощущал во сне оттого, что никто вокруг не хотел поверить в его правду.

Он любил дождь осенью. Никто не любил, а он любил. Такая погода словно последний шанс насладиться осенью перед зимой. Любил он осенний дождь ещё и потому, что это лучшее время для рыбалки. Рыбы не хуже людей понимают, что впереди зима, поэтому в водоёмах в это время как раз начинается жор. Лучшая пора для рыбалки. Серафим накануне собирался порыбачить, но ливень был сильный, а ветер дул порывистый, поэтому Серафим отказался от мысли ехать.

Он вышел на веранду своей дачи. Веранда была единственным местом в доме, которое Серафим сделал сам от начала и до конца. Он купил этот дом в Гатчинском районе в девяностые. Дом понравился ему с первого взгляда, поэтому Серафим ничего не стал в нём менять. Ему нравилось то устройство, которое сохранилось здесь до него. Серафим любил говорить всем, что в его доме присутствует неподдельный дух старины. И это было действительно так. Лишь одно он добавил – веранду. Такую, чтобы можно было сидеть на ней в любую погоду, пить чай и любоваться садом. Он построил её собственными руками, а потому больше всего любил проводить время на ней. Позднее он заполнил веранду предметами быта: холодильником, микроволновкой, электрогрилем, кофеваркой, чайником, а также посудой и продуктами. Продукты хранились в холодильнике и в специальном шкафу, чтобы четвероногим друзьям к ним не было доступа. По вечерам Серафим кормил кошек, часто приходили ежи.

Он надел тёплый свитер, прихватил с собой плед и вышел на веранду. Вокруг не было ни души. У Серафима возникло чувство, что он один сейчас во всём мире вышел наружу – навстречу этому дождю…

Ветер усилился, капли дождя долетали даже до Серафима, который сидел на веранде. Он отодвинулся подальше, завернулся в плед и заварил себе чашку кофе. Дождь всё не переставал. Да, подумал Серафим, льёт как из ведра. Прямо как тогда, когда я первый раз запомнил Отшельника…

… Был 1943-ий год, шла война. Отец Серафима второй год воевал на фронте. Серафиму было всего три с половиной годика, когда он впервые, как ему казалось, увидел Василия Васильевича. С вечера гремела гроза и шёл ливень. То и дело в окне сверкало. Мать сидела за столом и, кажется, что-то подшивала. А у маленького Серафима при каждом раскате замирало сердце. Он крепко зажмуривался, но яркий свет и сильные раскаты грома не давали ему заснуть. Ему хотелось плакать, звать маму, но он молчал, прячась под одеялом. Мать в последнее время была очень задумчивой и молчаливой, и Серафим это чувствовал, а потому ему не хотелось лишний раз её расстраивать.

Неожиданно кто-то постучал в дверь. Мать вздрогнула, отложила своё дело и осторожно подошла к двери. Когда она открыла, то на пороге показался мужчина. На вид было трудно определить, сколько ему лет, потому что он носил длинную бороду и прихрамывал, однако в движениях его чувствовалась сила и гибкость. Так хромают молодые солдаты с тяжёлым ранением. Он прошёл в горницу и достал из-под плаща какой-то свёрток.

– Извини, Полина, – сказал он низким голосом, – он немного промок.

– Да ну что вы, Василий Васильевич, – тихо ответила мать. – Зайдёте?

– Нет, Полина, не сегодня, – сказал мужчина. – Меня ещё в другом месте ждут.

Вдруг глаза его остановились на Серафиме. Казалось, он не замечал его до этого.

– Боишься, казак? – серьёзно спросил он его. – Не бойся, гроза эта куда приветливее немцев, да и вообще всех людей, запомни! – сказал Василий Васильевич и, не дождавшись ответа, ушёл. Мать закрыла за ним дверь.

Слова этого человека успокоили ребёнка, Серафим заснул, несмотря на то что дождь не прекращался. Он уже не услышал, как мать тихо плакала, разворачивая свёрток, и не почувствовал, как в хате запахло рыбой и мясом…

… Чашка Серафима опустела. Он поднялся, чтобы заварить ещё кофе. Ему не хотелось прерывать это настроение, и он решил ещё посидеть и повспоминать Василия Васильевича. Снова сев, ему показалось, что в его саду что-то двинулось… Он присмотрелся и увидел кота. Он его узнал. Кот этот часто приходил к нему на участок. Серафим прозвал его Хозяином. Уж больно повадки у этого кота были гордые и своенравные. Другие кошки приходили к Серафиму чего-нибудь поесть, а этот почти ничего не ел из того, что предлагал ему Серафим, зато любил обойти участок, веранду, бывало, даже в дом к Серафиму заходил, чего не позволяли себе другие кошки. В общем, вёл себя он так, будто всё вокруг здесь ему принадлежит, словно он кругом здесь всему хозяин. А главное кот-то был весь белый, а на морде – чёрное пятно. Когда Серафим его впервые увидел, то долго не мог понять, в чём этот кот измазался.