Книга На край света - Владимир Кедров

Кит между тем вырвался вперед. Несколько надутых воздухом бурдюков, привязанных ремнями к наконечникам гарпунов, прыгая по волнам, неслись за ним.

Рассыпавшиеся после первых бросков эскимосы подхватили из воды древки своих гарпунов, отделившиеся от костяных наконечников, и снова бросились за китом. То один, то другой эскимос подлетал к киту почти вплотную и бросал в него гарпун или копье.

Дежневу захотелось узнать, чем кончится эта охота пигмеев на великана, и он приказал плыть за эскимосами.

Кит, видно, был серьезно ранен, и его движения становились вялыми. Вдруг он резко изменил направление, может быть, услышав шум косаток. Он плыл теперь прямо к кочам, ослепленный лучами заходящего солнца. Эскимосы неслись за ним.

Один из эскимосов намного опередил своих земляков. Его весло мелькало с обеих сторон каяка. Каяк птицей несся по гребням волн, разбрызгивая пену. Вот он поравнялся с головой кита, устремился прямо к ней.

Человек, сидевший в каяке, выхватил копье из-под ремня, натянутого поперек каяка, высоко поднял его и всадил в тело кита у самого плавника. В ту же секунду охотник со страшной силой был выброшен из воды вместе с каяком. Сломанный каяк и эскимос исчезли в волнах. Кит бился в агонии. Гигант ослабевал и скоро затих.

— Где же этот чукча? — Бессон Астафьев высматривал исчезнувшего эскимоса.

— Неужто утонул? — с искренним сожалением проговорил Дежнев.

— Да нет же! Вон он! — раздался голос Захарова.

Черноволосая голова эскимоса, успевшего освободиться от разбитого каяка, поднялась над волной.

— Гляди! Он смеется!

Одетый в меховую одежду эскимос плавал как рыба.

— Эй! Держи конец! — крикнул Сидорка.

Моток веревки, разматываясь, просвистел в воздухе. Эскимос поймал его и тотчас же был втянут на плотик коча.

4. Зубатые люди

Отряхнувшись, словно вылезшая из воды выдра, эскимос выпрямился и смело глядел на русских.

— Уна-ну-на, — спокойно произнес он.

Его слова означали: «вот я здесь», но русские его не поняли. Они с интересом рассматривали гостя. Приплюснутый нос и большой рот не слишком украшали его широкое лицо, с которого даже соленая вода не смогла смыть слой грязи. Жидкие черные волосы беспорядочно свисали до плеч. На его левой щеке виднелись три синих татуированных кружка, расположенных цепочкой от рта до уха. На верхней губе — редкие черные усы; несколько волосинок — вместо бороды.

Толстая нижняя губа эскимоса была оттянута двухдюймовыми клыками, вставленными в прорезанные в ней отверстия. От этого зубы были оскалены и лицу придано свирепое выражение.

— Ишь ты, зубатая шельма!

В этом восклицании Сидорки удивление смешивалось с некоторым опасением, что от выловленного «чукчи» вряд ли можно ожидать чего-либо хорошего. Но Дежневу понравилось открытое и смелое выражение лица эскимоса. Его маленькие черные глазки светились умом. Окруженный невиданными людьми иной расы, многие из которых были в железных шлемах и куяках, островитянин, видимо, не только не чувствовал робости, но держал себя без всякого признака приниженности или заискивания. Так мог держать себя или вождь, или человек, никогда не знавший вождей.

Последнее было верным. Эскимосы, как и чукчи, были свободны. От самой зари их существования они не знали никакой власти.

— Киту-мисина?[96]— спросил эскимос.

— Гостем будешь, — ответил Дежнев, приветливо похлопав его по плечу. — Что вы на него уставились без толку? Угостить надо гостя! Живей несите еды, что получше.

Затем, обернувшись к эскимосу и ткнув себя пальцем в грудь, Дежнев продолжал:

— Я — Семен. Се-мен. Понял? А ты — Киту-мисина?

— Кан![97]Облуток, Облуток!

— Ты — Облуток?

— А-а![98]— радостно закивал головой эскимос, сверкая белоснежными зубами.

— Смышленый парень!

Эскимос едва притронулся к предложенной ему сушеной рыбе и сухарям. Надетые Дежневым на его шею бусы, казалось, обрадовали его.

Каяки эскимосов скучились подле «Рыбьего зуба». Эскимосы что-то кричали Облутоку, видимо, звали его. Облуток отвечал, что ему не делают зла. Снова — переброска словами, среди которых повторялись слова «арвик» и «имаклик».

Смеркалось. Бледная заря потухала на западе. Внезапно все каяки устремились к туше кита, колыхавшейся неподалеку.

— Никак чукчи надумали тянуть кита, — заметил Астафьев.

И в самом деле, два десятка эскимосов, привязав к каякам ремни от воткнутых в тушу гарпунов, тщетно пытались тянуть тушу.

— Облуток! — позвал Дежнев. — Хочешь, милый человек, мы пригоним вам кита? Смекаешь? Я — Семен, — Дежнев ткнул себя в грудь, — кит, — Дежнев показал на тушу.

— Арвик, — поправил эскимос.

— Нехай будет арвик. Остров, — Дежнев перевел палец с кита на остров.

— Имаклик[99], — снова поправил Облуток.

— Добро. Я — арвик — остров, то бишь, Имаклик. Смекнул?

— Гет! Гет![100]— вскричал эскимос. Его лицо сияло радостью.

«Рыбий Зуб» подошел к туше кита, и Облуток закричал своим товарищам, что пришли хорошие люди и хотят пригнать кита.

Дежневцы зачалили тушу, подняли парус. Туша медленно поплыла к острову.

Вокруг коча по гребням волн чайками носились каяки эскимосов. Крики ликования не смолкали.

— Ехо! Ага! Ага! — слышалось со всех сторон.

Ночь уж спускалась на море, когда шумная флотилия подошла к северной части острова. Его бесформенная черная громада, чуть освещенная затухающей зарей, была в нескольких саженях.

Со скал сбегали женщины, высматривавшие в море мужей, дети, ожидавшие отцов. Крики радости, пронзительный визг детей оглашали берег.

К кочу подошло несколько каяков. Эскимосы что-то кричали. Облуток сказал Дежневу:

— Семен, пришедший с моря, я иду.

Дежнев его не понял. Но эскимос и не ждал ответа. Он шагнул к борту и спрыгнул в воду. Изумленный Дежнев нагнулся над водой.

— Облуток! — крикнул он.

Облуток доплыл до ближайшего каяка. Схватив каяк за нос, он вскочил на него верхом. Владелец каяка, балансируя веслом, сохранял равновесие. Несколькими секундами позже Облуток повернулся лицом вперед и сидел верхом на каяке перед его владельцем. Сломанный китом каяк Облутока оказался привязанным сзади.