Книга Саракш: Тень Странников - Владимир Контровский

Голос Утончённого гипнотизировал, и Аримаи Танаодо нашёл в себе силы лишь слабо кивнуть.

– Над всеми городами континенталов висят дирижабли, облепленные красочными рекламными плакатами. И никому даже в голову не придёт, что по ночам эти же дирижабли наносят молниеносные лучевые удары по заранее выбранным квадратам. Затем гружёные дирижабли улетают, а их место занимают другие воздушные корабли. Экипажи дирижаблей состоят из воинов-айкров – военные аристократы бывшей Островной Империи вершат свою древнюю месть, и весьма этим довольны. Изящно, не правда ли?

– Чужие воздушные боевые корабли в небе суверенной страны… А куда же смотрят местные власти, правители Республики?

– А они обо всём знают. Часть из них тоже получает толику «вечной молодости» – да, да, не удивляйтесь, – и подобное положение вещей их вполне устраивает. Или вы всерьёз полагаете, что правители Республики или Хонти денно и нощно радеют о своём народе? В вашем возрасте, дорогой профессор, пора бы перестать идеализировать людей. Люди вообще существа мерзкие, уж вы мне поверьте.

– Глядя на вас, в этом не усомнишься…

– Благодарю за комплимент, – Сенао ослепительно улыбнулся, продемонстрировав свои безукоризненно здоровые зубы. – Дорогой мой Аримаи, наверх выбиваются не самые честные и совестливые, а самые хищные. И подлые. Обман – это закон природы, и наша человеческая ложь – это всего лишь разновидность мимикрии. Не было в истории примеров, чтобы рьяные приверженцы чести и совести добивались чего-то значимого. Наивные рыцари вызывали противника на честный бой, а королями становились те, кто не стеснялись ударить ножом в спину или подсыпать яд в дружеский кубок. И наш элитный Внутренний Круг сформировался по такому же принципу – в сфере финансов на высокой этике далеко не уедешь.

– И вы ещё называете себя элитой…

– Называем. Сказки про добродетель – они сказки и есть. Это что-то вроде религии – эти сказки помогают держать скот в покорности. А нам совершенно не нужно, чтобы скот задумывался: недолюди должны быть настроены на одну примитивную волну. Когда колосья стоят ровно, один к одному, легче снимать урожай. Впрочем, вы и сами это знаете, верно?

Танаодо знал. В первых же экспериментах было отмечено увеличение количества аккумулированной ментальной энергии, если толпа подопытных состояла из людей одного уровня умственного развития, и чем этот обобщённый средний уровень был ниже, тем выше был коэффициент полезного действия «насоса». Чем тупее скот, тем он жирнее, с горечью подумал Танаодо.

– Мы создали идеальное общество, – продолжал между тем Утончённый. – Всеобщее счастье, счастье для всех, невозможно. Большинство людей не заслуживают счастья в силу гнусности своей натуры – люди злобны, завистливы, жадны, жестоки. Они подонки и лентяи, их нужно заставлять работать, заставлять плетью и подачкой. Счастья заслуживают только избранные, сумевшие подчинить себе остальных и стать элитой. Выделение из аморфной человеческой массы касты Избранных – закономерный эволюционный процесс, есть такая гипотеза. А уж каким способом эта каста сформировалась, и как она взяла власть, это уже неважно: победителей, как известно, не судят.

– Вы не человек, Сенао, вы чудовище, – севшим голосом произнёс Танаодо. – После всего, что я от вас услышал, я уже не удивлюсь, если узнаю, что моя дочь погибла далеко не случайно, и что вы, мэтр Тариа, причастны к её гибели.

– Вы не ошибаетесь, – с ледяным спокойствием произнёс мэтр. – Это так и есть. Увы – я был вынужден так поступить, чтобы заставить вас работать над ментальным насосом. И вы его создали, жажда мести – это очень сильный стимул.

– Негодяй… Какой же ты негодяй…

В следующую секунду произошло невероятное.

Учёный трудован Аримаи Танаодо, маленький сухонький старичок с венчиком седых волос на голове, из положения «сидя на стуле» прыгнул вперёд и вверх, перелетел через широкий стол, опрокинул на пол Сенао Тариа, крепкого молодого мужчину, и схватил его за горло.

– Аил… – захрипел Утончённый, тщетно пытаясь оторвать от своей шеи костлявые пальцы профессора, ставшие вдруг железными, – …ло… На по… щь…

Негромко хлопнул выстрел. На лицо Сенао капнуло что-то тёплое. Пальцы Танаодо разжались.

– Спасибо, Аилло, – просипел Тариа, сбросив с себя труп и пытаясь подняться.

– У меня не было другого выхода, мэтр, – извиняющимся тоном проговорил мужчина с пистолетом в руке, помогая ему встать. – Наверно, этот трудован принял какой-то наркотик – ещё бы секунда, и… Я понимаю, что он для вас был очень ценен, но прямая угроза вашей жизни заставила меня пойти на крайние меры: пришлось прострелить ему голову.

– Не извиняйся, – бросил Сенао, растирая шею. – Ты действовал правильно.

– Зачем вы сказали ему о том, что причастны к смерти его дочери? – спросил Аилло с оттенком укоризны. – Всё остальное он проглотил, хотя и поморщился.

– Я его провоцировал. Наш с ним разговор не оставил места для недомолвок: или он с нами, или он против нас. Оказалось, он против… А насчёт его ценности – великий физик Аримаи Танаодо, умерший от сердечного приступа прямо на работе, сделал своё дело, и имя его будет вписано золотыми буквами в историю науки. И дело его будет продолжено – он проложил дорогу, а по накатанной колее ехать нетрудно. «Проект Возрождение» держался не на одном только Танаодо – он был всего лишь первооткрывателем. Так что потеряли мы не так много… Но какая неожиданная сила в таком хилом создании!

И Утончённый с внезапной дикой злобой пнул ногой мёртвое тело учёного.

* * *

Гай допускал, что сподвижники обиженного им Мохнатого могут попытаться свести с ним счёты ночью, под покровом темноты, но нисколько не опасался ночного нападения. Он всегда спал очень чутко – знал он за собой такую особенность, – и был уверен, что проснется при малейших признаках опасности. И он действительно проснулся среди ночи – проснулся от тишины.

В бараке было неправдоподобно тихо: не слышно было ни храпа, ни кашля, ни даже сонного дыхания десятков людей. И через секунду Заар осознал, что так тихо может быть только на кладбище, где нет живых, а есть только мёртвые.

– Док… – тихо позвал он.

Тишина. Гай протянул руку и коснулся лица Зенту – они спали на соседних нарах, голова к голове. Кожа Дока была холодной – тело его потеряло тепло ускользающей жизни. Док был мёртв, и все остальные воспитуемые, лежавшие на нарах, тоже были мертвы, Гай в этом уже не сомневался.

– Док, – прошептал он, не ожидая ответа, а словно прощаясь. – Как же так, Док…

Скрипнула входная дверь. У выхода из барака послышалась какая-то возня, мелькнул луч карманного фонаря и раздались голоса, бубнящие что-то нечленораздельное. Гай застыл, вслушиваясь и вглядываясь в темноту, различая неясные тени и разбирая отдельные слова.

«Всё, – пробормотал кто-то, – кончено». «Барак надо сжечь, – отозвался другой, – не таскать же дохлых на…». «Ещё чего! Это помещение ещё пригодится, а трупы… На рассвете пригоним сюда бригаду из других блоков, и они их перетаскают на корм большеголовым». «На машины, и сбросить в реку…». В речи одного из говоривших слышался какой-то акцент, причём не хонтийский и не пандейский; Гай пытался понять, что это за акцент, и тут вдруг раздался третий голос, произносивший шипящие незнакомые слова. Смысла этих слов Гай не понял, зато он узнал язык. Это был язык островитян-айкров – будучи на Благословенных Островах, Гай запомнил его звучание.