Книга Саракш: Тень Странников - Владимир Контровский

Голоса стихли. Фонарь мигнул и погас, снова скрипнула дверь, и в барак вернулась тишина, глухая и всепожирающая. Что же это такое, думал Гай. В барак приходила Ночная Смерть, это ясно, но она пришла не сама: её натравили на спящих людей, как цепного пса, отдав ему команду «Куси!». Айкры… Они-то здесь откуда взялись? Неужели соплеменники Айико (Гай вспомнил этих мирных доброжелательных людей, спокойных и улыбчивых) по ночам убивают граждан Республики? Зачем? Гай кое-что знал о кодексе чести воинов-айкров – они могли быть невероятно жестокими (рассказы о том, что творили когда-то на материке десанты, высаженные с белых субмарин, передавались из уст в уста), но убивать исподтишка – это было не в их правилах. И тем не менее…

Пролежав неподвижно несколько минут, Гай привёл мысли в порядок. Отвлечённые размышления – это потом, сказал он себе, а сейчас надо думать о том, как отсюда выбраться. Утром в барак явится похоронная команда, и шансы, что она примет живого воспитуемого за хладный труп, очень невелики. Надо бежать, бежать к далёким восточным горам, бежать не только потому, что ему, Гаю Заару, очень хочется жить, но ещё и для того, чтобы рассказать людям обо всём.

Он вытащил из-под подушки приготовленный ещё с вечера пакет с едой, потом, чуть поколебавшись, достал такой же пакет из-под изголовья мёртвого Зенту. Доку уже ничего не понадобится, а вот Гаю лишний паёк пригодится. Так, комбинезон на мне (полезно спать не раздеваясь). Ну, пошли, студент…

Стараясь ступать бесшумно, он пробирался вдоль длинного ряда нар с мёртвецами. Гай не задавался вопросом, почему все они умерли, а он жив – он принял это как данность (счастливая случайность, почему бы и нет?). Добравшись до выхода, он осторожно потянул на себя дверь (а вдруг она заперта?). Но дверь подалась – тем, кто приходил сюда, и в голову не могло придти, что в обречённом бараке мог кто-то выжить.

Выскользнув наружу, Гай прижался к дощатой стене, старясь с ней слиться и сожалея, что не может стать невидимкой. Вокруг было темно и тихо. Охрана лагеря вообще была не слишком строгой – бежать отсюда всё равно некуда (разве что на юг, к мутантам, но таких героев среди воспитуемых не находилось), особенно по ночам, когда из тёмных подземных нор выходят на охоту большеголовые. А на вымерший барак охранники старались лишний раз не смотреть: Ночная Смерть внушала всем (кроме тех, подумал Гай, кто посвящён в её тайну) суеверный трепет.

Глаза быстро привыкли к темноте, да сама темнота не была для Гая непроницаемой (как говорил Дой Шинту, «у тебя в роду были ночные хищники, не иначе!»). Оглядевшись, Гай наметил себе участок проволочного забора на двадцать шагов левее сторожевой вышки, на которой беззастенчиво дремал солдат-охранник. В заграждении хватало дыр, и ещё вчера Док, да согреет его Мировой Свет, показал некоторые из них Гаю – так, на всякий случай.

Подождав, пока ленивый луч прожектора прополз вдоль забора и ушёл в сторону, Гай метнулся к проволоке. Движения его были стремительными, и охраннику на вышке, который как раз в это момент протёр глаза, всего лишь почудилось, что между бараками мелькнула размытая тень, похожая на клочок ночного тумана.

Упав на спину, Гай осторожно приподнял плеть колючей проволоки – у самого столба она была перекушена и примотана на живую нитку. Упираясь лопатками в холодную землю, беглец пролез под проволокой, перекатился на живот и пополз дальше. Лес был рядом, рукой подать, и очень скоро Заар растворился в спасительной темноте зарослей.

…Он шёл до рассвета, не давая себе ни минуты отдыха, чтобы к утру оказаться как можно дальше от проклятого барака, где среди прочих мертвецов остался Док. Гай Заар не то чтобы опасался погони (вряд ли кто-то будет скрупулёзно пересчитывать трупы в бараке, а если и будет, кому охота гоняться за безумцем по Железному Лесу – он там и сам сдохнет) – он заставлял себя идти, переливая в мышцы ног вызревшую в нём злую ненависть: чувство, которого студент столичного университета эпохи Покоя-и-Благоденствия раньше не знал.

Он шёл быстро, но осторожно, нюхом чуя в темноте затаившееся смертное железо и счастливо избегая ловушек. А потом он вдруг почувствовал впереди что-то большое, живое и дышащее: тьма сгустилась, принимая форму и очертания собаки с крупной головой. Гай замер, боясь даже дышать.

Большеголовый тоже стоял неподвижно, словно оценивая, сразу ему напасть или всё-таки лучше немного обождать. И тогда Гай, не делая резких движений, произнёс мысленно: «Мы не враги, ты и я. Мне нужно идти – уступи мне дорогу». Он хотел сказать это вслух, но не успел, да это и не понадобилось: похоже, подземный пёс понял его мысль. Зверь – или не-зверь? – сделал шаг назад и мгновенно исчез, бесшумно и бесследно. Гай выдохнул и вытер вспотевший лоб.

И только под утро смерть прошла совсем рядом, коснувшись беглеца своим ледяным дыханием. Гая спасло его обострённое чувство опасности – одно из тех загадочных качеств, коими он был наделён от рождения. Тонкая проволочка, которую он зацепил, ещё дрожала, а Гай уже приник к земле, распластавшись между корней уродливого кряжистого дерева.

Темноту расколола яркая вспышка. Завизжали осколки, срезая ветки и куски коры, на голову Гаю посыпалась древесная труха. «Попрыгушка», вспомнились ему слова Дока, есть такая мина со скверным характером. Хорошо, что дерево приняло на себя визгливую смерть – дереву, иссеченному шрамами ветерану Железного Леса, это не повредит…

…К реке он вышел к полудню. Голубая Змея неспешно катила свои воды; она текла с востока на запад, и Гай отказался от мысли продолжить путь по воде: плыть против течения на самодельном плоту (который надо ещё связать) можно очень долго, и при этом первый же патрульный вертолёт наверняка заинтересуется плавучим сооружением и захочет посмотреть на него вблизи. И он пошёл вдоль берега, прячась в кустах, как только в небе рождался рокот винтов, – река стала для него путевым указателем.

…Он шёл день за днём. Местность изменилась – Железный Лес со своей отравной начинкой остался позади, и мёртвое уступило место живому. Горы Зартак уже были видны, но до них ещё идти и идти. И Гай шёл, питаясь чем попало – оба пайка он давно уже съел, – шёл, падая от усталости и удивляясь собственной выносливости. Гай Заар шёл, твёрдо зная, что обязательно дойдёт, потому что иначе нельзя.

И горы становились всё ближе.

* * *

На Благословенных Островах, в Белом Городе Внутреннего Круга, в доме, похожем на храм светлых богов, мягкий женский голос ласково произнёс:

– С пробуждением, обновлённый! С возвращением в мир, принадлежащий тебе!

Прозрачная крышка Саркофага раскрылась, словно створки раковины-жемчужницы. Человек в светлой одежде, лежащий в Саркофаге, открыл глаза, ещё наполненные дрёмой, и шевельнулся. Потом он приподнялся, держась руками за края Саркофага, и одним плавным движением покинул своё ложе. Оглядевшись, он увидел огромное, во всю стену, зеркало и пошёл к нему, легко ступая босыми ногами по тёплому мрамору пола. Подойдя к зеркалу, он сбросил одежду и посмотрел на своё отражение.

Человек был молод, строен, светловолос, под гладкой кожей перекатывались сильные мускулы. В глазах его светилась энергия юности и одновременно опыт и мудрость, странные для его возраста – на вид человеку было не больше двадцати пяти лет.