Книга Не время умирать - Валерий Георгиевич Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С ними особо поговорю, и не только я, но и нарсуд, – заверил Сорокин. – Согласитесь, что с вашей стороны некрасиво: втравить народ в историю и утверждать, что они, дескать, сами.
Но Вера решила выборочно оглохнуть, продолжала гнуть свое:
– Понимаю, что вам хотелось бы возглавить этот процесс, но, извините, у населения нет к вам доверия…
Осознав, что ее несет в чуждые палестины, осеклась было, но Николай Николаевич ободрил:
– Что же вы, товарищ Акимова, завершайте мысль. Нет доверия милиции? Плохо работает наша родная-народная? Личную обиду затаили на весь свет? Осерчали, что не бегали всем отделением, не охраняли дочь вашу – притом что неоднократно и прямо предупреждали об опасности одиноких прогулок.
– Вот именно! Опасности! Отделение милиции в районе имеется, пайки получают, неплохо выглядят! А детей доблестная-родная не в состоянии защитить, да еще и обороняться самостоятельно, оказывается, запрещено!
Сорокин похлопал ладонью по столу:
– Вера, голос на меня не повышай. Со своими архаровцами так разговаривай или с мужем – если вернется, конечно.
Вера хотела сказать, что он хам, но все-таки смолчала. И смотрела строго в стол, вот-вот сукно задымится. По-человечески Сорокину было ее немного жаль, баба-то пусть и глупая, но хорошая. Увы, воспитательный момент требовал официального тона.
– Насчет же вашей инициативы уже говорил и повторю еще раз: или работаем вместе, или распускайте вашу махновщину.
– Иначе что?
– Иначе не обижайтесь, приму меры по партийной линии. Должен был так поступить, но, поскольку не чужие мы с вами, веду полюбовные разговоры. Сорокин поднялся, глянул на часы: – Таким образом, к шести вечера ожидаю вашу бригаду у отделения. До шести тридцати – воля, после – неволя. Сам лично обойду район, и, если хотя бы одно фабричное лицо увижу, – пеняйте на себя. Честь имею.
Надев фуражку, он пошел к двери. Вера Владимировна бросила реплику:
– Как же я могу их заставить?
Сорокин, взявшись уже за ручку, обернулся, объяснил миролюбиво:
– Так на то вы и руководство, чтобы народные желания направлять в нужное, идеологически выдержанное русло. А то до чего докатимся? К шести, не забудь.
И вышел, не отказав себе в удовольствии чуть хлопнуть дверью. Слегка вроде бы, но резонанс пошел такой, что секретарь Маша подскочила за своей машинкой и ударница Латышева, ожидавшая чего-то в приемной, прижала уши и съежилась.
– Без паники, – успокоил Сорокин и удалился.
Сам он тоже ощущал себя не в своей тарелке. Потому, чтобы остыть, решил не идти напрямик, а сделать крюк через лесок чуть в стороне от фабричных общежитий.
«Трудовой коллектив, почин! Взрослая же баба, врет – и хоть бы покраснела. И бесстрашная, как кошка. Одного моего звонка в райком достаточно – и выговор гарантирован, а то и вылетит на периферию. Решила: раз один-единственный дурачок ее терпит, то и все должны. Каждая свинья геройствует в одиночку, прям как взрослая, поди ж ты!»
Солнце припекало даже сквозь густую листву, и от земли поднималось тепло, так что получалась природная парная. Сердце прихватывало, Сорокин решил передохнуть, опустился на лавочку из половины распиленного здоровенного ствола у натоптанной танцплощадки. Тут, подальше от общежитий, производственных и административных корпусов и зорких начальственных глаз, была образована стихийная альтернатива Дому культуры.
Наиболее сознательные трудящиеся роились в Доме культуры – там было все: и кинозал, и танцы, и библиотека, но ничего крепче квасу не допускалось. Тем, кому для радости были нужны напитки посерьезнее, отдыхали тут. Но это вечерами, после работы, а днем тут собиралась ребятня, гоняла на ровной площадке в футбол, сражалась в городки, те, что постарше, – в кустах и в карты. Однако польза была ото всех, поскольку сначала им приходилось убирать следы пиров взрослых.
Вот и теперь и тут, на поляне, и за зарослями, и в кустах шуршали. Кто-то, увидев капитана, свистнул и скомандовал:
– Становись!
Сорокин не успел глазом моргнуть, как перед ним выстроилось в шеренгу полтора десятка мальчишек и девчонок, кто в чем, но все при отглаженных галстуках. Выстроились, вытянулись во фрунт, преданно уставились на Альку Судоргина.
А тот на полном серьезе четко отрапортовал:
– Товарищ капитан, отдельное звено уборщиков-чистильщиков для смотра построено!
– Вольно, – разрешил Сорокин. Что происходит – непонятно, но, раз хоть кто-то подчиняется, – чего ж не покомандовать.
Каждый ослабил по одной и той же правой коленке, не сходя с места, впившись в командование преданно-стеклянными глазами.
– Доложите обстановку, – предписал Николай Николаевич.
Алька браво сообщил:
– В настоящее время осуществляем уборку мест общественного досуга, – и пояснил уже по-человечески: – Сегодня прям уж очень грязно. Вот уберемся, вскопаем, песочку натаскаем, вкопаем столбы, чтобы можно было бы в волейбол играть.
– Молодцы. И что, по своей воле?
– Конечно.
– Вот это почин правильный, – одобрил капитан.
– Разрешите продолжать?
– Разрешаю.
Ребята вернулись к своим занятиям, работали споро, слаженно, не отвлекаясь и не болтая. Ах, трудится молодежь – добросовестно, слаженно, без понуканий, не пропуская ни стеклышка, ни чинарика! Альберт, убедившись, что идет процесс по чину и порядку, снова обратился к капитану:
– Николай Николаевич, разрешите просьбу высказать?
– Чего ж нет? – Сорокин приглашающе похлопал по скамейке, но пионервожатый чуть заметно покачал головой, кивнув предварительно в сторону ребят. Не стоит, мол, допускать панибратства.
– Я насчет общественного патрулирования.
Капитан огорчился:
– Ну вот, только я вами залюбовался, и ты туда же.
– Вы не так поняли, – успокоил Альберт. – Видите ли, ребята рвутся у вас под ногами пошнырять, но я-то им мешаться не позволю.
– Молодец, спасибо, – искренне поблагодарил Сорокин.
– Никаких хлопот вам не доставим, просто подойдем к отделению, выстроимся, вы нам поручения выдадите, и разойдемся по своим делам…
– Чего ж нет, давай. Только не сегодня, а завтра. И после уроков.
– Так точно.
Замолчали. Николай Николаевич не без удовольствия наблюдал за трудовыми подвигами подрастающего поколения, а Алька то ли не горел желанием к ним присоединиться, то ли не решался идти без команды. Просто стоял рядом, осуществляя ненавязчивый надзор с общим руководством.
Этот пионервожатый Сорокину был куда больше по душе. Ни с ним, ни с его тихим семейством он ранее не пересекался, что их аттестовало с наилучшей стороны. Поговаривали, что глава семейства отсиживает, но деталей капитан не знал, а сам Алька был молодец.
К Ольге, ясное дело, Николай Николаевич отношения не изменил, но у Судоргина педагогика шла куда лучше. Авторитет наработал почти тотчас, даже начштабы, Ольгины друзья, его признали – Иванова Настя, Витька Маслов, Приходько Светка и брат ее Санька, паренек сложный,
