Книга Аламут - Владимир Бартол

по ней. Он изо всех сил старался не выказывать своих чувств.

У аль-Хакима была красивая жена-египтянка, которую он привез с собой из Каира. У нее не было детей. В гаремах поговаривали, что до замужества она вела жизнь уличной женщины. Он любил описывать ее красоту другим мужчинам, проклиная свое рабство перед ней и ее власть над ним, но каждый раз, когда караван останавливался в замке, он искал какой-нибудь изысканный подарок, чтобы купить ее. Старая эфиопская женщина делала за нее всю работу, а она лежала среди подушек, накладывала макияж, одевалась в шелка и проводила целые дни в мечтах.

У капитана Манучехра в замке была единственная жена, но он привез с собой троих детей от двух прежних жен. Теперь он ненадолго распрощался со всеми ними. Он боялся потерять свое преимущество, если задержится с ними слишком долго.

И вот мужчины с женами и детьми в замке покинули свои семьи и вернулись к своим мужским обязанностям.

Абу Сорака и аль-Хаким встретились по дороге и коротко поговорили.

"Теперь в замке будет пусто", - прокомментировал Абу Сорака.

"Я должен восхищаться философами, которые утверждали, что, помимо еды и питья, женские удовольствия - единственное мирское благо, к которому стоит стремиться", - ответил грек.

"Но наши верховные главнокомандующие обходятся без них", - ответил ему даи.

Лекарь презрительно нахмурился.

"Перестань, ты говоришь как школьник".

Он взял Абу Сораку за рукав и заговорил с ним теперь уже едва слышным шепотом.

"Как вы думаете, что наши хозяева спрятали за замком? Приплод кошек? Да ладно! Они были бы глупцами, если бы не воспользовались этим. У нас с вами никогда не было таких пухлых гусей, каких они выращивают там".

Абу Али резко остановился.

"Нет, я не могу в это поверить", - наконец смог сказать он. "Я знаю, что они там что-то замышляют, но я убежден, что это для блага всех нас, а не для их личного удовольствия".

"Не верьте мне, если не хотите", - ответил доктор, почти обидевшись. "Просто имейте в виду, что мастер всегда приберегает лучшие экземпляры для себя".

"Я чуть не забыл кое-что", - сказал реис Абуль Фазель, когда вечером пришел попрощаться с Хасаном. Он понимающе подмигнул и продолжил.

"Я действительно принес вам кое-что, хотя и не лекарство от безумия. Думаю, это может вас развеселить. Можете угадать?"

Хасан растерянно улыбнулся. Он посмотрел сначала на реиса, а затем на Абу Али, стоявшего в стороне.

"Я не могу себе представить, - сказал он.

"Ах, но я не отдам его, пока ты не догадаешься", - поддразнил его Рейс. "У тебя много богатства, но ты пренебрегаешь нарядами. Все твои потребности скромны, кроме одной. Сможешь ли ты догадаться?"

"Вы принесли мне книгу".

"Хороший выстрел, Хасан. Это что-то написанное. Но кем?"

"Откуда мне знать? Может, кто-то из древних? Ибн Сина? Нет? Тогда это современный писатель? Это ведь не аль-Газали?"

"Нет, это не то, что я принес, - рассмеялся Рейс. "Он был бы слишком набожным для вас. Писатель, чьи произведения я принес, гораздо ближе к тебе".

"Во имя Аллаха, я понятия не имею, кого вы имеете в виду".

Абу Али улыбнулся и спросил: "Можно мне тоже попробовать?"

"Продолжайте, мне любопытно", - сказал Хасан, его мужество ослабло.

"Держу пари, что рейс принес вам что-нибудь, написанное вашим старым другом Омаром Хайямом".

Рейс кивнул, широко улыбаясь. Хасан хлопнул себя по лбу.

"Как я мог не вспомнить!" - воскликнул он.

"Я принес вам четыре стихотворения, которые мой знакомый переписал в Нишапуре у самого Омара Хайяма. Я подумал, что они доставят вам удовольствие".

"Вы не могли преподнести мне лучшего подарка", - сказал Хасан. "Я безмерно благодарен вам за вашу заботу".

Абуль Фазель достал из-под плаща сверток и протянул его Хасану. Хасан развязал тесемки и заглянул внутрь.

Он сделал паузу, погрузившись в размышления.

"Странно, - сказал он через некоторое время. "Новости в один и тот же день от обоих моих старых школьных товарищей, Низама и Хайяма".

В дверь вошел евнух и объявил о прибытии дочерей Абдул Малика и Хасана.

"Иди, друг, - сказал Хасан, положив руку на плечо рейса. "Позаботься о наших женщинах и детях. Может быть, когда-нибудь тебе что-нибудь понадобится. Тогда вспомни обо мне и знай, что я у тебя в долгу".

Он кивнул Абу Али, и они оба покинули его.

Абдул Малик задернул занавеску, и дочери Хасана - Хадиджа и Фатима - робко шагнули внутрь. Они встали у стены рядом с дверным проемом, а даи гордо подошли к верховному главнокомандующему.

"Я привел ваших дочерей, сайидуна, - сказал он.

Хасан бросил свирепый взгляд на девушек.

"Что вы там устроились, как две промокшие курицы? Подойдите ближе!" - прикрикнул он на них. "Ваша мать нагрузила меня вами двумя так, что каждый раз, когда я смотрел на вас, я думал о ней и злился. Я взял вас к себе, как того требовало чувство отцовского долга. Теперь вы вместе с остальным гаремным скотом отправитесь к Музаффару в Раи".

Он повернулся к Абдулу Малику.

"А ты скажи Музаффару, чтобы он давал им только столько еды, сколько они заработают своим ткачеством. То, что они мои дочери, не должно иметь значения. Если они будут непослушны, он должен продать их в рабство, половину денег оставить себе, чтобы покрыть свои расходы, а вторую половину отправить мне. Вот и все! А теперь отправляемся с вами на молитву, а потом в путь!"

Девочки выскочили за дверь, как две маленькие мышки. Хасан на мгновение задержал Абдул Малика.

"Музаффар знает, как с ними обращаться. Он мудрый человек, и у него самого есть стая детей".

Девушки ждали дая у входа. Они обе плакали.

"Ты видела, какой он красивый?" - спросила младшая.

"Почему он так нас ненавидит?" - всхлипывала старшая сквозь слезы.

Абдул Малик спустил их с башни. Он пытался их утешить.

"Не волнуйтесь, маленькие перепелки. У Музаффара доброе сердце. У него много детей, и вы будете играть и веселиться вместе с ними".

 

ГЛАВА 6

Повар принес ужин, но Хасан не обратил на это внимания. Задумавшись, он вытащил факел из подставки у стены и зажег его от свечи. Отработанным, осторожным жестом он отодвинул висевший на стене ковер, чтобы тот не загорелся, и шагнул через вход в узкий проход, из которого короткая лестница вела на вершину башни. Держа факел над головой, он освещал себе путь и вскоре достиг верхней площадки.