Книга Четвертый хранитель - Роберт Святополк-Мирский

— А как же Вера? — лукаво спросил Медведев.

Алеша смутился и покраснел:

— А что, Вера. Ну, Вера, как Вера — я ж ее с пеленок знаю. Вместе в лагере Антипа выросли.

— Да я не про то, — Медведев обнял его за плечо. — Когда жениться надумал?

Алеша покраснел и смутился еще больше:

— Ну, как обычно, осенью, после дожинок.

— Ага, ну тогда время еще есть, а невеста подождет. Любовь наших девушек только усиливается, когда они нас ждут.

— Вам виднее, — осмелился сказать Алеша.

— Да, Алеша, я думаю, что любовь Анницы укрепилась за то время, пока мы с тобой и нашими друзьями освобождали бедную Настеньку.

Они оба перекрестились, и некоторое время шли молча.

— Я так понял, у вас есть для меня какое-то дело, — сказал Алеша.

— Есть, — кивнул Медведев. — И называется оно: пойди туда, не знаю куда, отыщи то, не знаю что.

— Это очень интересное и заманчивое дело, — серьезно ответил Алеша. — Я таким еще не занимался.

— Вот теперь займешься. А если серьезно, то так: — Медведев присел на поваленное дерево, усадил рядом Алешу, внимательно огляделся по сторонам, прислушался, а потом продолжал вполголоса: — Я хочу, чтобы ты выяснил, где в настоящую минуту находится Антип Русинов и, немедля, сообщил мне об этом, как только узнаешь.

— А где его видели в последний раз?

— В последний раз я видел его в Кобрине, но это было три года назад. Уверен, что нынче его там нет.

— Это уже кое-что, — сказал Алеша. — Человек не может жить на этом свете, не оставляя следов. Следов не оставляют только покойники, и если Антип жив, всегда найдется кто-нибудь, кто слышал, видел или знает где он был месяц назад, неделю, вчера или даже сегодня утром.

— Я не сомневаюсь в твоем искусстве следопыта, Алеша. Тому было уже массу подтверждений, а после того, как ты пройдешь отдельный курс обучения у Микиса, о чем я его попрошу — лучше тебя никого не сыщется. Но не стоит ехать в Кобрин. На крестинах моего Вани был князь Андрей, как ты помнишь.

— Помню.

— В одном из разговоров, он упомянул мне, что видел случайно Варежку, которая якобы воспитывается в каком-то Виленском монастыре. По моим подсчетам ей должно быть сейчас лет четырнадцать.

— Пятнадцать, — сказал Алеша.

— Даже если пятнадцать, она наверняка все еще там находится. Поэтому предлагаю тебе очень простой путь — поезжай в Вильно, передай горячий привет моему дорогому другу и попроси от моего имени, чтобы он указал тебе тот монастырь. А уж она то тебе, надеюсь, скажет, где батюшка.

— Надеюсь, — сказал Алеша, — у нас были очень добрые отношения.

— Ну, вот и все. Так что собирайся и поезжай, испросив благословения у отца Мефодия, да и со мной попрощайся, как готов в дорогу будешь…

… На следующий же день, Алеша в полном походном снаряжении, с несколькими запасными комплектами одежды (включая женский) в седельных сумках, благополучно пересек рубеж, тепло попрощавшись с Филиппом, который лично проводил его, и все ускоряя бег своего коня, направился в сторону столицы Великого Литовского Княжества.

Глава вторая ВИЛЕНСКИЕ ВСТРЕЧИ

4 марта 1484 года в городе Гродно в возрасте двадцати шести лет скончался от туберкулеза принц Казимир, сын Казимира IV, оставленный им в Литве в качестве своего наместника, после отъезда короля на четыре года в Польшу.

Принц Казимир отличался образованностью, скромностью и набожностью. Впоследствии он будет канонизирован и станет первым литовским святым, его нетленные мощи по сей день находятся в Вильнюсском кафедральном соборе, а современные литовцы радостно и весело празднуют «День Казюкаса» — день памяти святого принца…

Но тогда, в 1484 году, неожиданная смерть в столь юные годы всеми любимого молодого человека, вызвала глубокую печаль и серьезное политическое замешательство.

Очень не везло Великому Литовскому княжеству — оно снова осталось без главы — а король далеко — в Кракове и занят сейчас больше польскими, нежели литовскими делами.

Однако жизнь должна продолжаться, державные дела не могут остановиться из-за смерти одного человека, даже если это сын короля, и в конце апреля маршалок дворный Великого Литовского княжества гетман Иван Ходкевич после долгого периода молчания, пригласил, наконец, в свой загородный замок князя Андрея.

Он встретил его, на этот раз особенно любезно и радушно, стоя на пороге своего большого рабочего кабинета, увешанного портретами предков и батальными полотнами.

— Помнится, я обещал тебе, что вскоре дам некое поручение от имени его величества, и вот этот час настал. Однако, прежде чем мы начнем говорить о делах державных, я хотел бы просить тебя уделить мне немного времени для исключительно частной беседы. Прошу!

Маршалок сделал жест и пригласил князя Андрея пройти в соседнюю залу, предназначенную для отдыха — это была библиотека со стенами, состоящими из одних книг, мягкими креслами и диванами — должно быть, хозяин хотел подчеркнуть неофициальный характер предстоящей беседы.

Ходкевич пригласил князя Андрея сесть на диван, а сам устроился напротив него в мягком кресле и, казалось, даже был смущен — будто не знал, как начать разговор, в то время как князь Андрей выглядел, как обычно, непроницаемо спокойным.

Маршалок дворный разгладил усы, бороду и начал так:

— Дорогой Андрей! Позволь я в этой единственной беседе буду называть тебя просто по имени, поскольку, как ты знаешь, некогда мы были с твоим отцом очень близкими друзьями, и теперь, когда его уже нет среди нас, я возьму на себя смелость поговорить с тобой как… как…, ну скажем как дядя, которого, как известно, у тебя нет.

Князь Андрей, едва заметно улыбнувшись кончиком рта, склонил голову в знак согласия.

— Дорогой Андрей, я знаю тебя с детства, и за десять лет службы ты показал себя как исключительно добросовестный, благородный и мужественный офицер. Все порученные задания ты выполнял с блеском, король — в тот недолгий период, когда он пожелал принять тебя на службу к себе лично, — выразил потом, возвращая тебя мне обратно, свое полное удовлетворение. Все в твоей жизни шло гладко и ровно, вплоть до этой злосчастной дуэли, которая, должен тебе признаться, слегка пошатнула твою репутацию, и легкой тенью омрачила доброе имя вашего рода.

— Пан маршалок, но суд… — начал было Андрей, но маршалок перебил:

— Да-да, я знаю! Суд оправдал тебя, возложив всю вину на беспочвенную задиристость и недостойное дворянина поведение юного князя Четвертинского, и таким образом, с точки зрения юридической и правовой ты совершенно чист. Однако, мой дорогой, мы живем среди людей, а люди, как известно, очень любят посудачить о поступках других, тем более в таком узком обществе как придворный свет, где ты вдруг стал всем известен. Мне очень импонировало, что до сих пор ты держался вдали от шумных вечеринок светской молодежи, балов, этих новомодных танцев и прочих пустых развлечений. А что теперь? Уже четыре месяца твое имя у всех на устах, и, Бог весть, чего только о тебе не рассказывают: начиная от мнения о том, что ты мужественный и благородный рыцарь, вступившийся за честь дамы и поступивший справедливо с негодяем, который получил по заслугам, кончая мнением о том, что ты, прости меня, сам негодяй, который затеял без всякой причины ссору с молодым человеком, моложе на десять лет, и хладнокровно убил его, едва ли не в присутствии самого короля. На всякий роток не набросишь платок, как говорит русская пословица, и, к сожалению, придется смириться и подождать, пока весь этот нелепый и вздорный шум утихнет. Но лично мне как твоему другу, а не начальнику хотелось бы знать, согласен ли ты с тем, что совершил непростительную ошибку?