Книга Эскадрилья наносит удар - Анатолий Сурцуков

Аккуратненько строю заход, плавно подгашивая поступательную скорость и нежно, с малой вертикальной, снижаясь. Вот мы уже вплываем внутрь квадрата, образованного казармами. Высота — где-то метров двадцать, скорость — шестьдесят. Осталось немного прибрать на себя ручку, загасив оставшуюся поступательную скорость и, приподняв шаг-газ, снизив до минимума вертикальную, плавно приземлить машину, нащупав колесами земную твердь.

И тут… Черная буря от мгновенно взметнувшейся вверх пыли закрывает наброшенным на голову мешком все видимые ориентиры! За кабиной — сплошная темнота без видимых проблесков в стороны и вниз! За весь опыт летной работы я впервые оказался в подобной ситуации. Но зато сразу вспомнил, как в бюллетенях по безопасности полетов описывались случаи потери пространственной ориентировки экипажами, заканчивающиеся, как правило, плачевно. Начинаю лихорадочно соображать. Так, спокойно! Взять себя в руки! Уйти на второй круг? Нет, мы уже внутри западни, мощности движков не хватит с таким грузом и препятствиями вокруг выбраться, да и еще рядом — стена казармы, запросто, не видя ее, можно зацепить. Остается единственный вариант — продолжая снижение, сажать машину по приборам! Но меня никто не учил этому! А есть другой выход? Нет! Значит, будем сажать! Все. Внимание — только приборам.

Забыть обо всем другом. Авиагоризонт. Скорость. Вариометр. Радиовысотомер. Авиагоризонт. Скорость. Вариометр. Высотомер. Курс. Пока вроде удается держать показания приборов в куче, как у нас говорят, т. е. на нужных параметрах. Чувствую, что земля уже близко, вот совсем где-то рядом, лишь бы казарму не задеть. Вдруг боковым зрением, через левый блистер, замечаю, как что-то серое уплывает влево. Да это ж пятнышко просматриваемой земли уходит в сторону из-за бокового смещения вертушки, не улавливаемое никакими приборами. Ага! Сейчас мне и такая подсказка кажется невероятной роскошью, милостью Божьей, соломинкой для утопающего. Благодарю тебя, Господи!

Мгновенно реагирую, гася боковую скорость движением ручки и энергично опустив шаг-газ, шустро приземляю вертушку, пока Всевышний не передумал. Замечаю сквозь пыльную пелену, как некая жердина отошла от фюзеляжа, как мачта космического корабля во время старта. Невероятно долго оседала пыль, пока не появилась нормальная видимость. Оглянувшись, мы в экипаже обомлели. Лопасти винта продолжали с бешеной скоростью свой бег по кругу в пяти метрах от угла ближайшей казармы, из-за которой виднелись испуганные лица афганцев. У трапа, откинутого борттехником, валялись обломки жердины в руку толщиной, телесного цвета, с помощью которой ушлые местные связисты подпирали провода. Конечно, разве сверху ее разглядишь? Но приборы ничего криминального не показывали, вибраций машины не чувствовалось.

Генерал Меринской вышел из вертушки, ни о чем, видимо, не подозревая. Внимательно еще раз поглядев на меня, спросил, смогу ли я взлететь отсюда. Ну, на пустой-то машине, конечно, плевое дело! Дождавшись, когда высокая делегация отойдет подальше, не без мстительного чувства к афганцам, удостоившим такого приема борта, вывел движки на максимальные обороты. Черная, цементного типа пылища мгновенно отозвалась, превратившись в самум, поглотивший все вокруг. Ну, да нам это уже не страшно! Тщательно оттриммеровав вертушку, уверенным движением шаг-газа вверх выхватываю из черного пылевого мешка машину и, оставив внизу поднятую винтом бурю, проталкиваю ее вперед, подальше от этого гадливого места. Уф, хорошо. Солнце снова светит, движки уверенно поют свою песню. Ну-ка. Скоростенки добавим. Да нет, вроде не трясет. Ведомый на месте, разгрузился прямо на дороге, «без шуму и пыли», как говаривал герой известной кинокомедии. Идем домой. Как это здорово, выполнив задание даже с такими приключениями, возвращаться на свою точку. Будет что вспомнить, да и рассказать. Кстати, насчет этого. Вообще-то, если бы мы тщательнее осмотрели перед приземлением площадку, то не было бы и повода для волнений. Поэтому, для сохранения командирского авторитета, приказываю экипажу особо не распространяться про этот случай. Ну да, как бы не так…

Зарулив на стоянку и выключив двигатели, мы обомлели… Остановившие свой бег лопасти несущего винта представляли собой зрелище ну очень впечатляющее… На каждой лопасти по пятому отсеку с мясом была выдрана обшивка, оголившая трогательные в своей беззащитности соты наполнителя. Титановые (!) лонжероны имели вмятины солидной величины. Оборванные концы проводов системы обогрева торчали наружу. Стало ясно, что весь дорогостоящий дефицитный комплект лопастей выведен из строя, все пять штук. Сохранить это в тайне уже не удастся. Мгновенно черные мысли недавним самумом завертелись в голове. Вот тебе и руководитель хренов, приведший своих учеников на войну! Вот тебе и личный пример! Вот тебе и высокая должность замкомэска, которую ты занял в столь молодые годы без высшего образования! Теперь скажут — ну что, выскочка, допрыгался?! Вот тебе и твой первый класс, который снимут, или в лучшем случае понизят до второго, как пить дать! А главное, ведь отстранят от полетов!!!

Как жить?!!

Обуреваемый столь невеселыми мыслями, на подгибающихся ногах бреду я в поисках командира полка, незабвенного Павлова Виталия Егоровича, которого за глаза величали мы Батей за строгий нрав и заботливый характер, так уж в нем все это по-командирски сочеталось. Надо же доложить ему о случившемся и выслушать в ответ заслуженный приговор. Ей-богу, расстрел бы показался в этот момент избавлением от мук душевных!

Командир, в благодушном настроении выйдя из столовки после сытного обеда, взглядом наткнулся на согбенную фигуру и мгновенно все понял. Моментально вместо улыбки на лице образовалось самое суровое выражение, не сулившее ничего хорошего. Пугано, мямля и запинаясь, доложил ему о случившемся. «Что, весь комплект лопастей?!!» — вскричал командир. И понеслось. На протяжении краткой, но весьма эмоциональной и доходчивой лекции об особенностях осмотрительности при подборе площадок с воздуха, я все ниже уходил под землю, вжимаемый в грунт по самые уши напором командирского гнева.

Казалось, преисподняя совсем уже рядом. Котлы из ее оборудования уже казались желанными, лишь бы экзекуция поскорее закончилась. Но завершилась она самым неожиданным для меня образом. «Ну, и что ты здесь стоишь, как нищий на паперти! Я, что ли, за Меринским полечу, чтобы его обратно доставить?!! Бери другой борт и лети за ним, они уже звонили. И попробуй только мне еще чего-нибудь сотворить!!!» Ну, это я уже на бегу услышал, боясь изменений в полученной команде.

Можно было бы остановиться и на этом месте. Но история имела некоторое продолжение.

Прилетев в знакомый район, я, конечно, уже не полез в пыльный мешок, а спокойно посадил свою пару на дорогу Кабул — Газни. Ничего, пройдутся немного пешком большие начальники, целее будут. Не обращая внимания на перекрытое нами движение по дороге, возмущенные вопли водителей грузовиков-«бурбухаек», мы с невозмутимостью верблюдов поджидали своих сановных пассажиров. Наконец показались и они. Выскочив из работающей вертушки для доклада, я снова был удостоен внимательного взгляда Меринского. Спросив, тот ли экипаж его высаживал, и получив утвердительный ответ, он удовлетворенно кивнул и занял со свитой место в грузовой кабине.