Книга Большая книга ужасов-32 - Мария Некрасова

Мысль грела и обнадеживала так, что я с места бегом драпанул в сторону рабочей поляны. Понятия не имел, где она (заблудился вчера), но эта проблема казалась такой пустячной по сравнению с тем, что Сашку похитили, что ее, считай, и не было. Мухой летел я по лесной дорожке, спотыкаясь о корни и перепрыгивая поваленные деревья. Как укушенный, несся я вперед, к Палычу, к спасению Сашки. Как я радовался, найдя поляну! Как безумный тушканчик, я вспрыгнул в грязевую лужу. Как ненормальный я подлетел к костру, где уже все собрались, крикнул: «Палыч, Сашка в могиле!» И как дурак бессильно плюхнулся на мягкое место. Потому что Палыч сказал:

— Жаль. Я его ценил, думал, он может выиграть конкурс. Но раз так вышло…

Я сидел на земле и не мог осознать реальность происходящего. Палыч сказал: «Жаль»? Значит, он не хочет помочь Сашке? Или не может? Неправда, я же могу, иначе скелет не стал бы шантажировать меня и Сашку похищать. Я решил внести ясность:

— Вы не поняли: его похитил скелет…

— Все я понял, — оборвал меня Палыч. — Где я теперь этого скелета найду? Дело ты сделал, всех закопал, заказчик доволен. Если ты не можешь найти могилы, значит, заказчик их уже забрал.

Я ни черта не понял:

— Какой заказчик?

— Откуда я знаю! — Палыч явно терял терпение. — Может, кладбищенская ведьма, может, еще кто. Дело корпорации — выполнять работу, а кто ее заказал и зачем, я сам не всегда знаю.

Народ у костра с любопытством смотрел на меня. Леха ухмылялся, девчонки перешептывались. Что же делать? Я не знал и спросил совсем глупо:

— А куда их забрали. Могилы, а?

Девчонки заржали, а Палыч разозлился:

— На кладбище, куда еще?! Где могилы бывают, не знаешь, что ли?! На какое — понятия не имею, наше дело сделано, остальное меня не касается.

А девчонки ржали. Ничего, это они перед Палычем выслуживаются. Соберемся после работы, они мне помогут найти Сашку. Вместе же вчера праздновали… Палыч брезгливо оглядел меня, щелкнул пальцами, и одежда на мне разом высохла.

— Ты работать собираешься сегодня? Про конкурс помнишь? Минус один балл тебе — за опоздание, еще минус один — за глупые вопросы. Одно чудо ты мне уже должен. — Он кивнул на мою высушенную одежду. — Дом с привидениями и тела висельников. За двоих сегодня работаешь, вперед!

И я оказался в своем офисе, век бы его не знать.

Офис был дощатый и темный. Я разглядел огромную дыру в полу, паутину на комоде, разбитое окно и луну на улице. В руках у меня блестела банка с крышкой. Значит, в нее привидений загоняют? Интересно, где они? Мне надо быстро управиться, чтобы Сашку найти…

Кто-то коснулся моей щеки: здравствуй, первое! Надеюсь, ты не кусачее, потому что мне некогда с тобой возиться. Я обернулся и увидел дым. Просто дым, как от костра или сигареты. Вот как выглядит привидение! Очень хорошо, сейчас мы его загоним в баночку… Я открыл крышку и помахал рукой, загоняя дым. Дым статично замер, как нарисованный, потом сделал круг у меня над головой. Пока делал, у дыма нарисовались дырки — глаза и полоска — рот. Забавное, если честно, зрелище, только ловить надо, а не любоваться. Я занес руку с банкой.

— Дурак! — сказало забавное зрелище и растворилось в воздухе.

Ну вот и приехали! А ведь оно здесь не одно! Если я подолгу буду бегать за каждым, раньше ночи не вернусь. А Сашка в могиле. Я подумал, что для привидений должна быть какая-то приманка, чтобы положить на дно банки и — «Раз!» — собрать сразу всех. Только я начал размышлять, что бы это могло быть и где взять эту штуку, как в доме начался пожар.

То есть не пожар, конечно, просто все дымом заволокло. Этим вот белым привиденческим дымом, я уже не видел ни окна, ни потолка, ни собственных ног, а только дым, дым, дым… Меня дернули за ухо, ущипнули за нос, сказали:

— Дурак!

И я понял, что приманка — это я и есть. Хорошо хоть гоняться за ними не надо, сами летят! Я выставил банку наотлет, размахался, пытаясь собрать дым…

— Дурак!

— Дурак!

— Дурак! — чирикали привидения на разные голоса. Других слов, что ли, не знают?! А потом они начали щекотаться, а я стал ржать, потому что, когда тебя щекочет целый рой привидений, терпеть — выше человеческих возможностей. В банке маячил какой-то дымок, но, по-моему, одни влетали, другие вылетали, я занимался мартышкиным трудом.

— Дурак!

— Дурак! — чирикали привидения, а я стоял согнувшись, хихикал и немножко махал банкой, не представляя, что делать. Я уже захлебывался собственным хохотом, а привидения щекотались и щекотались. От них не спасешься, закрываясь руками, они же — дым, в любую щель пролезут… А это идея!

Я натянул горловину майки на горлышко банки и от души захлопал себя по животу и спине.

— Кыш из-под майки, кыш!

Майка в джинсы заправлена, деваться им некуда. Будут выходить через ворот — прямо в банку!

Белый дымок под стеклом становился все плотнее, гуще. Вот они, родимые! Кто еще хочет меня пощекотать?!

Такой же фокус я проделал с джинсами, предварительно как следует заправив штанины в кроссовки. Пока выгонял из джинсов, новая партия щекотателей набилась под майку. Пока выгонял из-под майки…

В общем, через каких-то полчаса со мной осталось только одно упрямое привидение. Щекотаться оно не любило, поэтому и шлялось до сих пор на свободе. Летало вокруг головы и щипало за уши.

— Дурак!

— Дурак!

Позаниматься, что ли, с ними расширением словарного запаса? Смех один, а не привидения, только одно слово и знают. Я закрыл банку, чтобы не разлетелись, сунул в карман.

— Ну скажи: «Укушу-у», «Защекочууууу», а?

— Дурак, — не сдавалось привидение. Ну и пожалуйста! Я поймал его кепкой, как сачком, и тоже загнал в банку. Сделано! Еще одно маленькое дело сегодня, и я смогу спокойно заняться поисками Сашки.

В лицо пахнуло холодом, я даже не сразу сообразил, что уже переместился из дома с привидениями и стою на улице в темноте. Что там у меня следующее? Долго думать не пришлось. Как только глаза привыкли к темноте, я увидел, вспомнил и жутко захотел домой, потому что работа меня ждала малоприятная. Щекотать здесь меня никто не будет. Здесь вообще никто не пикнет, кроме меня, но от этого еще гаже.

На поляне в шеренгу стояли виселицы. Скрипели на ветру деревянные столбы, раскачивались на веревках повешенные. Тихо-тихо. У моих ног в землю были воткнуты лопата и нож. Проще пареной репы. Главное — не смотреть, а то приснятся еще!

Как я снимал-хоронил первого, я очень хорошо помню, потому что фиг такое забудешь. Это была женщина с огромными, будто стеклянными глазами. Смотреть страшно, она пялится на тебя, словно живая, и зажмуриться страшно: вдруг, пока ты не видишь, она… Я кое-как перерезал веревку, а потом долго-долго рыл могилу, оборачиваясь каждые пять секунд: вдруг встанет? Вдруг схватит?! Она вела себя тихо, и я немного успокоился. Потом уже действовал как автомат: срезал веревку, рыл яму, клал висельника, закапывал яму. Долго провозился. Точно долго, потому что спину ломило сильней, чем после тех скелетов. А когда прихлопнул лопатой последний комок земли, почувствовал, что сейчас упаду и никакого Сашку сегодня…. Нет, что это я? Устал просто.