Книга Флорентийские маски - Роза Планас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ласло, – спросил Антонио своего адвоката, – а как вообще вписывается Хоакин во всю эту историю? У меня такое ощущение, что отец доверял ему безгранично. Лично я не собираюсь не только вверять ему свои дела, но и вообще терпеть его общество. Откуда отец его выкопал? Мне кажется, будто Хоакин маячил у него за спиной всегда – как зловещая тень, как привидение, отгонявшее от отца всех людей, которые хотели общаться с ним чуть ближе, чем это казалось допустимым нашему дворецкому.
Адвокат Антонио, венгр по происхождению, но вписавшийся в пейзаж мексиканской столицы как родной – лучше, чем многие мексиканцы, чем сам Антонио, – покрутил в руках бокал с мексиканским коктейлем и ответил:
– Ты абсолютно прав в своих наблюдениях. Но если честно, я не советовал бы тебе сейчас соваться в Сересас, во всяком случае пока у нас не будет соответствующего постановления судьи. Нам придется заказать оценку всего имущества и ценностей на вилле, и в первую очередь той самой коллекции фильмов. Пойми, эти ленты теперь стоят гораздо больше, чем при жизни твоего отца. Со временем они станут культовыми, их будут показывать крупнейшие телекомпании мира. Так что дело пахнет большими деньгами, и желающие урвать свою долю уже потирают руки. Это ведь не просто собрание, а коллекция, собранная знаменитостью, гениальным актером, отчего ее стоимость резко повышается.
Антонио, не желая сдаваться, снова обратился к Ласло:
– И что с того? Все это я и так знаю, но я ведь его единственный сын и наследник. Кроме меня, на отцовское имущество нет законных претендентов. Или, может быть, кто-то уже предъявил хранившееся в тайне завещание, в котором он иначе распорядился своим наследством?
Ласло, продолжая разговор, как и положено опытному адвокату, не стал заявлять клиенту, что тот не прав.
– Все так, как ты говоришь. Согласно закону и имеющемуся у нас завещанию, ты единственный наследник. Несмотря на все ваши разногласия и, что греха таить, частые ссоры, отец составил завещание так, чтобы максимально защитить тебя. И все же ты должен понять, что не все его поступки в последние годы были, скажем так, абсолютно законными. Он пользовался услугами некоторых людей, получая выгоду от некоторых не совсем ясных обстоятельств. Я и сам всего еще не знаю; поэтому, прежде чем предпринимать какие-либо действия, мы лучше подождем, пока проявятся те, кто пожелает урвать у нас хотя бы кусочек. Когда знаешь, кто твой враг и какими силами он располагает, с ним легче бороться.
Из слов Ласло Антонио понял, что борьба за наследство будет если не тяжелой, то в любом случае долгой и муторной. Судя по всему, то, что он пережил в последние дни, было еще цветочками. Затем его мысли вернулись к Хоакину.
– А этот мерзавец, который выгнал меня из Сересас?… Предложил бы ты ему денег. Пусть он оставит меня в покое раз и навсегда.
– Есть люди, чьи поступки определяются вовсе не жаждой наживы. Деньги их не интересуют. Неужели ты никогда о таких не слышал? – сказал адвокат, смягчив иронию в голосе вежливой улыбкой. – Хоакин больше всего на свете хочет остаться в Сересас, считая, что только он сможет по-настоящему сохранить память о твоем отце и, разумеется, содержать в порядке его коллекцию. В подтверждение своих слов он приводит тот факт, что по сегодняшнего дня, пока он заботился о поместье, в нем все было в полном порядке, а из коллекции ничего не пропало. Согласись, что, с его точки зрения, смерть твоего отца ничего не изменила.
– Но я-то не хочу, чтобы он оставался жить там! – повысил голос Антонио. – Коллекция принадлежит мне, вилла тоже. Если кто и имеет на нее право, так только моя мать, но, насколько мне известно, она не желает ничего слышать ни о доме, ни о том, что в нем осталось.
– В этом ты тоже прав, – сказал Ласло, постаравшись сбить волну эмоций, захлестывающих Антонио, – но, между прочим, о Хоакине она даже не упоминала. Он ее не беспокоит, она его практически не замечает, а если и видит, то воспринимает как еще один экспонат из коллекции своего покойного мужа. Для нее он все равно что кассета или бобина с пленкой.
При этих словах адвоката Антонио не мог не рассмеяться. В чем-то этот венгр был прав. Самому Антонио никогда не приходило в голову посмотреть на Хоакина с такой точки зрения. Теперь ему забавно было представить мажордома в виде рулона пленки в металлической коробке, открыв которую можно показать собравшимся зрителям всю историю жизни этого человека.
– Ласло, – уже более спокойным тоном обратился он к адвокату после пары минут размышлений, – у меня к тебе еще одно дело. Понимаешь, не все, что находится у нас в квартире на проспекте Либертад, принадлежит моему отцу. Есть там одна вещь, которая является только моей собственностью. Он не имеет к ней никакого отношения. Я очень хочу взять ее себе – вне зависимости от того, как пойдет и чем обернется дело о наследстве. Сделать этого я сейчас не могу. Сам знаешь, судебные приставы вместе с полицией опечатали там все двери. Мне даже войти в квартиру и то нельзя. Мне очень нужно получить разрешение, постановление или как там еще называется – в общем, распоряжение судьи, с которым я мог бы войти в квартиру и взять то, что принадлежит только мне.
В первую секунду адвокат, похоже, не понял смысла просьбы своего клиента. Ему казалось глупым отвлекать сейчас судью на то, чтобы изъять из спорного наследства какую-то небольшую долю, судя по словам Антонио, не представляющую особой ценности. Это бы только затянуло дело и отодвинуло ту минуту, когда сын актера сможет войти в собственный дом как единственный хозяин.
– Неужели это так срочно? Не мог бы ты подождать, пока судья разберется со всеми формальностями?
– Нет, не могу, – лаконично ответил Антонио.
– Ну хорошо. Завтра я подам судье прошение, но в качестве обоснования мне придется представить ему подтверждение покупки этой вещи: я имею в виду счет или чек. В противном случае не удастся доказать, что она принадлежит именно тебе.
– У меня ничего такого нет, – спокойно сказал Антонио, еще не понимая, насколько сложную задачу ставит перед своим адвокатом.
Ласло не стал торопиться с ответом. Он прикрыл лицо ладонями и несколько секунд сидел молча.
– Все равно потребуется какое-то доказательство, что эта вещь принадлежит не вам с отцом, а тебе лично. Иначе придется ждать конца судебной тяжбы.
Эти слова стали для Антонио ушатом холодной воды. Он сдержал готовые выплеснуться эмоции и, движимый столь редко проявлявшимися в нем благоразумием и осторожностью, не стал демонстрировать даже перед доверенным адвокатом, насколько беспокоит его судьба одной-единственной не названной пока вещи. Немного подумав, он рассудил так: если в суде потребуется доказательство того, что эта вещь принадлежит только ему, он сможет представить двух свидетелей, что именно он совершил эту покупку на Гаити. Нужно будет срочно связаться с Марком Харпером и Федерико Канали.
– Ласло, уж ты-то должен знать, как покупаются продаются старинные вещи. Смотришь, решаешь для себя, нужна тебе эта штука или нет, торгуешься – и забираешь. Просить чек или выяснять, откуда хозяин ее взял, сам понимаешь, как-то не принято. Вот и в этом случае у меня нет ни счетов, ни чеков. Единственное, что я могу представить, – это показания двух свидетелей покупки. А с точки зрения закона, да и любого нормального человека эта вещь не представляет никакой ценности. Я думаю, этого хватит для получения нужного постановления судьи.