Книга Флорентийские маски - Роза Планас

– Ну, если дело обстоит именно так, – с сомнением в голосе произнес Ласло, – то, наверное, больших проблем у нас не возникнет. Давай поступим так: получишь показания свидетелей – сразу же звони мне. Мы подтвердим их подлинность и тогда подадим ходатайство судье.

В глазах Антонио вновь появился довольный блеск. Он нисколько не сомневался, что с помощью Марка и Федерико сумеет получить тот самый череп, который после смерти отца обрел для него несравненно большую ценность. Его успокаивало сознание того, что этот носатый череп был, наверное, единственным предметом, на который не распространялись претензии желающих поживиться отцовским наследством. Пусть все имущество отца достанется кому-то другому, пусть его растащат по кускам, но этот череп навсегда останется с ним и будет главным доказательством того, что вся его жизнь не была сплошной чередой глупостей и ошибок.

Федерико все же решил почтить своим присутствием собрание той ложи братства, к которой он был причислен. Мыслями он при этом все время был далеко – в Мехико; он пытался представить себе, как трудно сейчас Антонио, и не знал, как и чем помочь другу. Направляясь на собрание, он лелеял надежду, что на этот раз ему удастся найти в роскошном дворце хотя бы одного человека, способного вольно или невольно помочь ему в расследовании, которое он начал вместе с двумя друзьями. Марк на время выбыл из строя и пребывал в состоянии, судя по всему, близком к помешательству, да к тому же находился под постоянным контролем молодой жены, не знающей устали в проявлении супружеской заботы. В какой-то момент синьор Канали подумал, что сегодня Ада Маргарет вполне может оказаться среди приглашенных на собрание. «На этот раз она так легко от меня не отделается, – подумал он, – я сумею выудить из потока ее лжи хотя бы крохотное зерно истины».

Лестницы и полы в палаццо были выложены плитами из мрамора редкой красоты. Стоило присмотреться к узору под ногами, как он начинал складываться в какие-то картины, которые по мере прохождения по очередной плите разворачивались в целый сюжет – ни дать ни взять настоящее кино, спроецированное на мраморную поверхность. Федерико не отказал себе в удовольствии посмотреть это «кино», дав волю своему воображению. Когда провожатый оставил его у дверей зала приемов Великого магистра, он прислонился к стене и продолжал разглядывать плиты, выстилающие пол просторной приемной. Вскоре мраморное «кино» закрутилось с новой скоростью – в такт настроению и душевному состоянию единственного зрителя в этом огромном зале. Самая большая плита – раза в два больше остальных – лежала перед порогом двери, выходящей в соседний зал. Федерико сначала сосредоточился именно на ней. Изображение на поверхности мрамора было словно подернуто легкой дымкой из мельчайших известковых песчинок янтарного цвета. Вскоре Федерико удалось разглядеть в этом тумане контуры парусника, изрядно потрепанного бурей. Сильный ветер, начертанный на полу сверкающими кристалликами кварца, неумолимо тащил обреченное на гибель судно к прибрежным скалам. За стеной тумана Федерико не без труда рассмотрел крохотные фигурки моряков, отчаянно сражающихся за спасение корабля, а значит, и за свои жизни. Сквозь пробитый во многих местах левый борт парусника в море вываливался груз – мешки с табаком и огромные тюки хлопка. Ураганный ветер и судьба несли обреченный корабль прямо к порогу приемного зала Великого магистра.

Призывные удары молота секретаря не сразу оторвали Федерико от этой прекрасной, полной драматизма картины. Вздрогнув, он сделал шаг вперед и, чуть пригнув голову, чтобы пройти под невысокой притолокой, переступил порог приемного зала. За большим столом, инкрустированным полудрагоценными камнями, его уже ждали секретарь ордена, тот самый старик, с которым Федерико познакомился в библиотеке, и еще один человек, с которым до сего дня он не встречался. Больше в просторном помещении никого не было – ни единого доброго брата, который в очередной раз пустился бы в дилетантские разглагольствования о судьбах республики. Такого поворота дела Федерико совершенно не ожидал. Его лоб покрылся холодной испариной. Не зная, что все это значит, но предчувствуя недоброе, он так и остался стоять у входной двери.

– Проходите, брат, не стойте у порога как чужой.

– Спасибо, – машинально ответил Федерико.

Он понятия не имел, что за трибунал заседает за столом в дальнем конце зала и за какие проступки его вызвали на это судилище. Осторожность, эта робкая и ненавязчивая сестра, которую он обнаружил в себе после долгой разлуки, когда вступил в братство, советовала ему молчать и не задавать лишних вопросов. Тем временем сидевшие за столом карбонарии улыбнулись, судя по всему, догадавшись о причинах его молчаливости.

– Нет нужды быть таким замкнутым и скромным, мы ведь братья и все находимся по одну сторону баррикад. Если кого-то вам и нужно бояться, то уж точно не нас, – дружески заверил Федерико библиотекарь.

– Я просто не понял, почему нас так мало. Мне сообщили, что сегодня должно состояться общее собрание.

– Ах вот вы о чем, – задумчиво произнес библиотекарь с таким видом, словно Федерико указал на что-то, до сих пор им не замеченное. – Может быть, мы не совсем точно определили форму намеченной нами встречи. В следующий раз мы будем выражаться более определенно.

Эти слова немного успокоили Федерико, который понял, что его, по крайней мере сегодня, не собираются ни изгонять из братства, ни наказывать за какой-либо недостойный доброго брата поступок, который он мог совершить по недомыслию.

– Садитесь, друг мой. Нам нужно с вами поговорить.

Доверительный тон секретаря вновь пробудил тревогу.

Причиной, побудившей нас организовать эту встречу, – с недоброй улыбкой произнес секретарь, – является один вопрос, который очень волнует нас, но никак не может быть назван достоянием всех добрых братьев.

У Федерико Канали вспотели ладони. Со лба то и дело стекали капли, испарявшиеся на горячих щеках, не успев добежать до подбородка и шеи. Лицо его стало блестящим, как загримированные лица-маски театральных и цирковых актеров. От этого его мимика стала преувеличенной, как у актеров пантомимы или немого кино, изображавших те или иные чувства стандартными движениями лицевых мышц, а также заученными жестами, понятными любому зрителю.

Театральность ситуации, включая и черные полумаски на лицах троих братьев, ведущих допрос, не способствовала ни спокойствию Федерико, ни желанию отвечать искренне.

– Господа, если мы собрались для решения вопросов, которые даже не требуют присутствия всех братьев, то почему вы прячете лица под масками?

Ответом на его вопрос стал сухой, с трудом сдерживаемый смех, похожий на проявление нервного тика. При этом трое иерархов ордена засмеялись одновременно и одинаково. Даже губы у всех троих изогнулись в абсолютно одинаковых улыбках. Стало заметно, что у секретаря – судя по всему, заядлого курильщика – желтые зубы.

– Федерико, – доверительным тоном обратился к нему библиотекарь, – ну что за ребячество! Что касается масок – уверяю, вам нечего опасаться. Мы традиционно надеваем их в целях конспирации.