Книга Призрак уходит - Филип Рот

ОНА: Кое-что взволновало. Например, когда в чопорном старинном загородном клубе Хьюстона зрелый, солидный господин задрал на мне футболку и принялся трудиться над моими сосками. Я была ошарашена. Никому ничего не сказала. Ждала, что он найдет меня и сделает это снова. Но, вероятно, он струхнул и при следующей встрече вел себя так, словно бы между нами ничего не было. Друг моей старшей сестры. Тридцати с хвостиком. Только что обручившийся с самой красивой из ее подруг. Я плакала, много плакала. Думала, он не вернулся, потому что со мной что-то не так.

ОН: Сколько вам было лет?

ОНА: Это было пораньше. Тринадцать.

ОН: Так. Идем дальше. Учитель.

ОНА: Он был предельно независимым. Никого не хотел впечатлять. (Смеется.) Да и что удивляться? Это вам не старшеклассник. Взрослый мужчина. И это само по себе впечатляло.

ОН: Он был совсем взрослым для вас. Скажите, для семнадцатилетней девочки двадцать четыре года — это значительно больше, чем семьдесят один для тридцатилетней женщины? Тридцать — более страшная цифра для тринадцатилетней, чем семьдесят один для тридцатилетней? Раньше или позже, но мы должны решить эти вопросы.

ОНА (после долгой паузы): Этот учитель казался мне очень взрослым. Он был из штата Мэн. Мэн представлялся мне экзотикой. И все было потрясающе экзотичным. Он был не из Техаса, и у него не водилось денег. Поэтому его и занесло к нам. Преподавал поневоле. Два года после колледжа работал по программе «Учи на благо Америки». Этим денег не заработаешь.

ОН: Что такое «Учи на благо Америки»?

ОНА: Фантастика! Вы действительно оторвались от мира. В рамках этой программы выпускники колледжей добровольно преподают два года в самых неблагополучных школах Америки, тех, что официально именуются недостаточно привилегированными..

ОН: Вас раздражает это выражение — «недостаточно привилегированные».

ОНА (добродушно смеясь): Да, оно мне не нравится.

ОН: Почему?

ОНА: Потому что лишено смысла. Что значит «недостаточно привилегированный»? У тебя либо есть привилегии, либо их нет. Если ты недостаточно привилегированный, значит, ты их не имеешь. Суть привилегий в том, что они связаны с избытком, а не с недостатком. Ненавижу это выражение.

ОН: Но вы-то обладали привилегиями. Даже суперпривилегиями.

ОНА: О'кей. Наказываете за то, что я не похожа на героинь Луизы Мэй Олкотт? За то, что в четырнадцать лет отсасывала у юного теннисиста, или за то, что в тринадцать млела от усилий взрослого, трудившегося над моими сосками?

ОН: Я только спросил, почему это выражение действует вам на нервы.

ОНА: Потому что оно фальшиво. Погрешность в английском. Такая же, как «возможна надежда».

ОН: Ваше очарование убивает. Вы и терзаете, и чаруете.

ОНА: Чем, рассказом о первой любви? Вам хочется быть зачарованным до смерти?

ОН: Да.

ОНА: Что ж, это неплохой вариант. Однако вернемся к сказанному: «Учи на благо Америки» — аналог «Корпуса мира» внутри страны. Юный идеалист подключился к этой программе, но ему нужно было выплачивать кредит на обучение в колледже, а бросить преподавание и пойти клерком в банк не хотелось, и он отправился учительствовать в хьюстонской частной школе, где платили вполне прилично. Он честно исполнял свои обязанности, а прочей жизни не касался. И относился к ней с равнодушием. Или, пожалуй, даже с брезгливостью. На нашей парковке стояли ряды БМВ, на которых ездили в школу ученики, машины преподавателей — «Хонды» и прочее в этом роде, — а рядом его ржавая колымага, отбегавшая лет двенадцать, с номерами Мэна и незакрывающейся задней дверцей — ее приходилось привязывать веревкой, так как ручка была отломана. Полностью независимый человек, я таких раньше не встречала. Плевал на кастовую иерархию Кинкейда. Преподавал нам историю. Наша группа была единственной на всю школу, в программе которой стояли часы, отведенные современности.

ОН: И с чего все началось?

ОНА: С чего началось? С того, что раз в неделю я ходила к нему в кабинет на консультацию. Он открывал мне целый мир идей, о которых я даже и не догадывалась. Я приходила, и мы разговаривали. Разговаривали без конца. Чувства переполняли меня, но, несмотря на мой опыт, который поверг вас в такое негодование и — знаете вы это или нет — стал в последнее время чуть не всеобщим, я все еще была девочкой, всего лишь девочкой и не догадывалась, что испытываю сексуальное влечение. (Улыбается.) Но он знал. И все получилось чудесно. Вот вам мой первый роман.

ОН: Сколько он продолжался?

ОНА: Целый год. Когда я уезжала в колледж, мы с ним решили, что всегда будем вместе. И когда все рухнуло, для меня это был удар. Я проплакала чуть ли не весь первый семестр. Но мне было уже не тринадцать. На этот раз я стиснула зубы и пошла дальше. Знакомилась с разными девушками и их парнями, вернула себе уверенность. Развлекалась. Да, это было так: я уехала в колледж, он перестал отвечать на звонки, и я начала развлекаться.

ОН: Юный идеалист, вероятно, нашел другую семнадцатилетку.

ОНА: Похоже, на ваш взгляд, он так же плох, как теннисист.

ОН: Девушка, проучившаяся в Кинкейде с приготовительного класса по двенадцатый, могла бы и сама понять, что к чему.

ОНА: Год спустя, когда я наконец совсем успокоилась, он прислал мне письмо. Объяснял, что решился на разрыв, посчитав, что так будет лучше для меня, что не мог до конца в себе разобраться… Но, может быть, вы и правы.

ОН: Боюсь, я уже исчерпал свои силы. Мне больше не вынести.

ОНА: Почему? (Тихий смешок.) Я рассказала только одну историю.

ОН: Вы рассказали только три истории. Но главное я понял. Вы были сексуально привлекательны с весьма раннего возраста.

ОНА: Это вас удивляет?

ОН: Нет, попросту убивает.

ОНА: Почему?

ОН: Ох, Джейми…

ОНА: Не хотите сказать?

ОН: Что сказать?

ОНА: Сказать, почему это вас убивает.

ОН: Потому что я без ума от вас.

ОНА: Что ж… Именно это я и хотела услышать.

(Долгая пауза. Ему больнее, чем ей. Ею владеет в первую очередь любопытство.)

Он: Итак, собеседование заканчивается. Я позвоню вам.

ОНА: Вы хотите мне позвонить?

ОН: Да, чтобы сообщить, пригодны ли вы для работы, которая требует бросить вашего молодого мужа ради человека, который гораздо, гораздо старше.

ОНА: О'кей.

ОН: Вы готовы взяться за эту работу?

ОНА: Если работа будет предложена, я должна буду поразмыслить, могу ли так организовать свою жизнь, чтобы справляться с ней успешно. После этого ядам вам знать.

ОН: Несправедливо. Я утратил всякую уверенность.