Книга Мертвый дрейф - Сергей Зверев

Пулеметчик оборвал огонь, и сразу засуетился народ у Глеба за спиной, стонала Даша, мычал на разные лады профессор Ландсберг, которому доверили ответственную миссию быть живым щитом. Возмущенно загалдели залегшие боевики. «Stop fire!» – взревел «командующий парадом», прячась позади своего войска – и это правильно, негоже «лейтенанту» личным примером поднимать людей в атаку. Глеб обернулся – человеческая каракатица, болтаясь, как товарняк в кривых участках полотна, уже отходила, пятилась к лесу. Люди не могли передвигаться слишком быстро, малейший выход «за рамки» – и имелась угроза поймать прицельную пулю. Никита взвалил себе на спину обмякшего профессора (погрузили в гипнотический транс, чтобы не брыкался?), грузно переставлял ноги, дышал, как паровоз. К нему прижалась Даша, видимо сообразившая, в чем секрет «внезапной» выживаемости, к Даше – Крамер, который поддерживал хромающую впереди Ольгу – она постоянно озиралась, смотрела на Крамера такими ясными и практически влюбленными глазами…

– Вперед, взять их! – истошно проорал командир вооруженной группы.

Глеб заскрипел зубами – чертовы калеки, они ведь не прошли еще и половины расстояния! Поднимались послушно, хотя и без особого энтузиазма, с оглядкой на товарищей – дескать, не слишком ли я опережаю события? Могли и не знать, что за косогором остался одинокий стрелок… Взметнулось «острие атаки» – четверо плечистых мужиков, ударный интернационал – белый, черный, выходец из Мексики и желтолицый кореец с нервным тиком на глазу – таким, что его и из Петропавловска видно… И в тот момент, когда дружный коллектив собрался стремительным броском достичь косогора, Глеб выстрелил из подствольного гранатомета…

Граната взорвалась у мужиков под ногами! А мужики-то не знали! Яркая вспышка (мотор, хлопушка), взметнулись клочья глины, песка, лепешки дерна с юной травкой… Автоматчиков разбросало, словно глиняные горшки! Брызги крови, душераздирающие вопли. Корчился скуластый англосакс, зажимая рваную рану в животе. Желтолицему корейцу оторвало ногу, она висела на сухожилии, от человека остался лишь гигантский нервный тик… Остальные остолбенели от такого ужаса и, видимо, уже не в первый раз за этот день пожалели, что выбрали именно эту работу. Надрывался старший, отдавая логичные команды, которые никто не хотел выполнять. А Глеб уже строчил сухими очередями по правому флангу, прижимая к земле растерянных вояк. Расширил цевьем амбразуру, перебросил ствол, ударил по левому краю. Подломились ноги у сухопарого «ветерана» с рельефным шрамом на подбородке, он рухнул на колени, завалился ничком.

– Браво, командир, бис, брависсимо! – кряхтел в тылу Никита, замаявшийся уже тащить на себе долговязого детину. Крамер забросил Ольгу в лес, трещали и тряслись молодые кусты, похожие на боярышник. Метнулась тень за дерево – Крамер вставал на «боевое дежурство». Даша покатилась под елочку, хныкая и причитая. Стон неимоверного облегчения, переходящий в раздосадованное урчание – Никита наконец-то избавился от своей обузы и обнаружил, что вместо заслуженного отдыха он должен что-то делать и куда-то стрелять…

Подозревая, что их снова оставляют с носом, боевики занервничали, стали возмущаться. Оставшаяся «чертова дюжина» снова залегла. Попыток встать в полный рост они больше не предпринимали, решили до последнего двигаться ползком. Они волоклись по-пластунски, усердно кряхтели, вели прицельный огонь по косогору. Глеб успел произвести несколько выстрелов, после чего его позицию накрыла лавина свинца! Пули рвали в клочья остатки косогора, проносились над головой, как истребители на учениях. Он сполз с возвышенности, съежился в позе зародыша, чтобы занять поменьше места, зарылся в глину. И он не видел, как неприятель на левом фланге форсировал события, боевики ползли, ускорялись, не встречая сопротивления, обтекали его позицию…

– Ловите, мужики! – выкрикнул Крамер, швыряя гранату из-за дерева. – Это вам на опохмел!

Расцвел огненный куст, вырвав с корнем одиноко стоящую «чинару». Будь у мужиков побольше выдержки, все было бы в порядке. Не могла им, лежащим, навредить наступательная граната, взорвавшаяся в пятнадцати метрах. Но самообладание изменило, нервы на пределе, от каждого чиха готов на дерьмо изойти… Двое подскочили, бросились назад и вразнобой попадали под прицельным огнем Крамера, который у себя за деревом только того и ждал. Он злобно рассмеялся. Застрочил смешной израильский автоматик, и из двоих, перебежавших на левом фланге, до небольшой ложбинки добрался лишь один – а второй остался лежать, раскинув руки, молитвенно таращась в небо, затягиваемое пеленой сумерек. Молодец, Ольга! Гавкнула винтовка «М-4», и тот, что добрался до ложбинки, в ней и остался – с дырочкой во лбу и кашей на затылке. Никита тоже неплох, чего уж там, поменьше бы надо на него наезжать…

– Эй, страус! – крикнул из леса Никита. – Ты там сильно в песок не зарывайся, хорошо? Сейчас мы ударим в три ствола, а ты тикай со всей прыти! И мы тебя очень умоляем, не дай им себя подстрелить, договорились?

Глеб несся, как заяц, пригнув уши к земле, не чувствуя ни рук, ни ног, ни головы. Петлял, нарезая замысловатую траекторию. А товарищи прикрывали его, не щадя ни ушей, ни патронов. Заранее подготовились – чтобы не тратить времени на перезарядку, просто хватали другой автомат и палили дальше. Боевики стреляли, но сумбурно и крайне неэффективно – пули выли где-то «лесом», ломали ветки, обтрясали хвою с еловых лап. Он споткнулся уже на излете, когда до чащи оставались считаные метры, – но не растерялся и остаток пути катился, как выпавшая из поленницы чурка. Вкатился в лес, подмяв какую-то жесткую поросль, взлетел на бугорок, взмыл, словно на трамплине, жестко приземлившись в покатой ложбинке, усыпанной хвойными иголками. Быстро очнулся: успеем еще понежиться и постонать. А вокруг – такое милое доброе ретро: Даша дрожала как осиновый лист. Рвался на волю и мычал гениальный профессор всех времен и народов… Крамер сполз к основанию толстокожей сосны и энергично передвигался по-пластунски – а ему навстречу, закусив язычок, ползла чумазая, как поросенок, Ольга, таща и костыль, и «узи» – и весь бинт на ноге пропитался кровью…

– Бинго! – восторженно орал Никита, окопавшийся за сучковатым поваленным деревом. – Он снова с нами! Эй, народ, уходите, я их задержу!

Глеб схватил за шиворот Дашу, но она вдруг вывернулась и злобно проорала ему в лицо:

– Не трогайте, сама побегу!

Он пожал плечами: дело хозяйское. Схватил за шиворот Ландсберга, отвесив для приличия зычную плюху. Заметил краем глаза, как Даша, озираясь, уже пробирается между лапами елей, Крамер взваливает на горбушку Ольгу – отличное решение (может, ему и профессора на шею посадить?), а Никита за пеньком перезаряжает штурмовую винтовку и ловит мишень в прорезь прицела с таким усердием, что не замечает, как язык отваливается от головы…

Никита догнал их метров через сто – он топал, как слон, сотрясал пространство витиеватыми «культурными» выражениями, вполне доказывающими, что в нашей стране можно прожить и без мата. Тропинок в этом лесу, к сожалению, не было (кто бы их топтал?), и возникало настораживающее чувство, что группа россиян – первые люди на этом острове за последние десять или двадцать тысяч лет. Хищные еловые ветки лезли в глаза, деревья смыкались лапами, прорываться сквозь жесткую хвою приходилось с боем. Мягкий мох как-то подозрительно прогибался под ногами, паутина оплетала лица, гнилые коряжины и паданцы норовили переломать ноги. Пот хлестал с людей ведрами.