Книга Как стать маньяком. История жертвы обвинения - Александр Ковальчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебя никто не подталкивал совершать преступление!
– Согласен. Хотя сам факт моего участия в преступлении под большим вопросом. Только ведь вас больше устраивает принять это, как неоспоримый факт… Но также никто не научил меня и нормально зарабатывать себе на жизнь. Всё твоё воспитание сводилось к физической расправе за любую провинность.
– А что, не за что было? – аж взвизгнул папаша.
– У меня, как и у любого нормального ребёнка, случались попытки свернуть с навязываемого пути. Но ты ведь взял на себя ответственность – стал отцом. Так будь добр нести эту ношу, ухаживать за посаженным саженцем, чтобы впоследствии он стал полезен и семье и обществу. А обвинять теперь этот «саженец», что он стал расти не в ту сторону… но ведь это бред! Попытка свою вину переложить на чужие плечи. Весь этот процесс происходил у тебя на глазах и ты мог в своё время внести нужные коррективы. Но ты каждый раз предпочитал физическую расправу над ребёнком – и себе удовольствие, – Степаныч глянул в злые уже глаза собеседника, – ты ведь наверняка получал от этого наслаждение?
– И «галочку» можно поставить – мол, воспитательная работа с подрастающим поколением проведена…
– Тебе не кажется, сын, что ты перебарщиваешь?! – выкрикнул отец.
– Нет, не кажется. Теперь уж помолчи – у тебя было очень много лет на то, чтобы попробовать поговорить со мной. Но тебе ведь до дрожи в коленках нравилась физическая расправа над беззащитным ребёнком. Зачем пытаться осмыслить и переиграть ситуацию, прилагать к этому умственные усилия, когда можно просто приголубить ребёнка железякой и сказать, что он был не прав.
– Тебе не нравится моё воспитание? А почему же тогда ты не занимался воспитанием собственных детей? Почему Ирина, пока ты грел задницу на нарах, кормила и одевала твоих детей? А ты теперь – такой белый и пушистый – строишь из себя оскорблённую невинность. Что ты можешь сказать теперь своим детям?!
– Могу сказать только, что им крупно повезло – ведь меня никто не учил, как нужно воспитывать детей. Пример у меня был только один – твои методы. Вот бы я их и применял. А что – меня так учил отец, так он себя вёл изо дня в день, и никто его за это не то что не наказывал, но даже не порицал. Получается, что отец всё делал правильно и мне следует последовать его примеру… Так выходит? – Степаныч в упор взглянул на отца.
– Как же это из такого маленького чуда вырос большой уголовник, имеющий за своими плечами три уголовных судимости, две из которых – за тяжкие преступления? Может объяснишь, если ты такой умный и хороший? – попытался перейти в контратаку представитель старшего поколения.
Но и младший не оставлял позиций:
– Конечно, объясню. Только ты ведь считаешь долгом чести… хотя – откуда честь у того, кто менял свои убеждения в зависимости от взглядов верхушки, т. е. практически – не имел собственных убеждений. А если и имел, то прятал их глубоко в заднице!.. не выслушивать чьи-то объяснения, а настаивать на своих…
– Это сейчас дворянин сказал? – ты ведь считаешь себя наследником дворянских традиций? – попытался иронизировать отец, хотя уже начинал закипать.
– Нет, это во мне просыпается потомок рабоче-крестьянской династии, пролетарий. Погоди, сейчас я ещё материться начну! Ведь так делали мои предки-трудяги по твоей линии – вычурно матерились и били в глаз того, кто был им непонятен? – Губы Степаныча чуть скривились.
– Куда-то тебя, сын, несёт…
– Да – несёт! Потому что уже поперёк горла стоит ваша придуманная «хорошесть». Ты и тебе подобные стараетесь казаться «белыми и пушистыми», чтобы вами восхищались, а то и в пример ставили. Но такие вы только на людях, а едва уходите из виду окружающих, проступает наружу ваше истинное лицо. Только видят его лишь родственники и стараются «не выносить сор из избы». А вы считаете себя непревзойдёнными воспитателями и свою методу – самой лучшей!
– Меня тоже так воспитывали. И ничего – вырос человеком.
– Вырости-то ты вырос, но вот твои методы воспитания оставляют желать лучшего. А кем ты вырос и чего добился – не мне судить. Ведь я всего-навсего…
– Ты бы лучше не зарывался, сынок, а то как бы снова по шее не получил.
– После той школы, которую я прошёл, меня мордобоем не испугаешь! Уж так, как меня били мусора в райотделе, заставляя подписать признание… тебе, отец, до них далеко. – сын тоже начинал закипать.
– И я, и мусора, как ты их называешь, были вынуждены тебя бить, потому как по-другому ты не понимаешь и норовишь уйти от ответа при малейшей возможности! – чуть ли не с гордостью ответил отец, направляя разговор в нужное ему русло.
Но сын это уловил:
– Давай пока оставим милицию в покое и попробуем разобраться со своими «тараканами»! А заодно и постараемся понять – как из хорошего получается плохое.
Вот, ты говоришь, что вынужден был заниматься рукоприкладством, что без этого до моей тупой башки ничего не доходило? А тебе не приходило в голову, что подобное признание говорит о твоей слабости, т. е. нормально ты ничего не мог доказать и прибегал к помощи «вспомогательных инструментов», которыми запугивал ребёнка и навязывал свою волю.
– А разве с тобой можно было иначе? —
– Можно! Жалко, что в то время родителей не привлекали за рукоприкладство. И смог бы я написать заявление на своих родителей? – вряд ли. Ведь изначально меня воспитывали дедушка с бабушкой, и они заложили хороший фундамент, который не удалось до конца разрушить даже тебе с твоими варварскими методами. Да, практически все, за редким исключением, родители прибегают к физическому воздействию. Только вот у 99 % это физическое воздействие ограничивается шлепком по заднице, а 1 % – такие, как ты – отдаются таким методам воспитания со всей самоотдачей. А потом им ещё хватает наглости спрашивать своего ребёнка – почему ты меня не любишь? Я ведь твой родитель!..
– Ты…
– Не перебивай! – чуть ли не прорычал Степаныч. – Я до 16 лет старательно прислушивался к твоим словам, пытаясь разглядеть рациональное зерно в воспитательных методах. Но в итоге только накопил в себе жестокость, которая проснулась в ответ на твою попытку навязать мне свою волю. Понятие «родительская любовь» чётко ассоциируется у меня с медным полутораметровым прутом, горячо прилегающим к моему детскому телу.
– Да, сын, мало я тебя наказывал…
– Так в чём дело? – палку в руки и вперёд! Или совестно поднимать руку на калеку?
– С тобой бесполезно разговаривать, – отмахнулся отец.
– А польза, по-твоему, только в том, чтобы безоговорочно принять твоё мнение? Когда ты уже поймёшь, наконец, что нас с тобой разделяет поколение и я не могу, не хочу и не буду больше петь под твою дудку! Сам-то ты не хочешь извиниться?
– Это за что же я, по-твоему, должен перед тобой извиняться? – нервно дёрнулся отец.
Степаныч чувствовал, что начинает перегибать палку – негоже было сыну таким образом говорить с отцом – но остановиться было уже сложно: