Книга Ярцагумбу - Алла Татарикова-Карпенко

Мне вспомнилось впечатление из одинарного моего бытия, кажется, женского. Картина на выставке молодой польской художницы. Точнее, лист. Графический набросок полулежащего гермафродита с нежным женским телом и зачатком мужского члена меж рыхлых, слегка разведенных бедер. Лицо существа почти не имело глаз, только рот, полураскрытый бутон, пухлое вздутие, зовущая, засасывающая взгляд воронка. Чувственность воспоминания напрягла мою память, и она вытолкнула, вышвырнула виденье, будто никогда я не была на той выставке, никогда не задумывалась, стоя перед этой работой о сущности двуполого бытия. Совмещенного, трансмутированного одним в другое.

Нет, это еще не трансмутация. Еще не всё. Еще не финал.

В Великом Делании присутствует личная тайна делателя, его и только его муки пути, единственность завершения его собственного секретного поиска. Эта тайна может состоять из стольких, порой некрасивых и даже уродливых слоёв, из стольких перемен, темнот и сверканий, из такого смешения грязных и чистых пятен, сочетание которых вряд ли сможет понять, осмыслить другой, распознать в чуждой сумятице истину, узреть в ней беспредельное сияние, что открывать сей ларец напоказ никак невозможно.

Соседские собачьи стаи умножились щенками. Собачье царство Паттайи плодилось щедро, весело, беззаботно. Собаку здесь человек не обидит, накормит, а часто и полечит. Буддист не прихлопнет комара на себе. Не шлепнет газетой муху. Что говорить о собаках. По дороге к пляжу в одном из дворов двухэтажного многоквартирного тайского дома с кондиционерами подрастал приплод черной хромоножки и крупного рыжеглазого пса, командира всей улицы. Пес влёгкую отнимал туристские подачки и у Хромушки, и у собачьей детвы, поэтому Сандра, окруженная громкими собачьими подростками, сначала кормила с руки пугливую мать, потом принималась за щенков. Те поднимались на задние лапы, упирались в ее колени, толкались, повизгивали. Сандра теснила уже получивших куски, более настырных и сильных, совала в рты порции курицы или рыбы тем, что послабее и потише. Щенкам всегда было мало, сколько ни скорми, и они следовали, галопируя и вприскок, покусывая ей икры, до самого ее кондо.

Новый помет, что жил в заваленном мусором кустарнике влево по сойке от кондо, был пугливее, затевал потасовки, катался пыльным клубком по дороге, рассыпался, чувствуя приближение байка или компании, идущей с пляжа, утекал вниз, сквозь стволики кустарника, на самом деле лианы, тайской орхидеи, в англоязычном мире называемой мотыльковым горошком и голубиными крыльями. Растения вышиной в человеческий рост, обсыпанные сапфировыми, ультрамариновыми замысловатыми цветами, имели еще одно имя, данное им шведским врачом и натуралистом, создателем единой системы растительного и животного мира, Карлом Линнеем. Классификатор библейских растений, натуралист, возделыватель оранжерейных садов сладострастно усмотрел в изысканном бутоне явственное сходство с интимным женским цветком и дал ему имя. Клитория, так звучит научное название в русской транслитерации. Schamblume, срамной цветок – разновидность имени, определённого естествоиспытателем барочной эпохи прелестному растению. Собранная ранними утрами, особым образом высушенная и позднее правильно скрученная умелыми пальцами синяя нежность, в заваренном кипятком виде давала такую густоту цвета, что питье казалось искусственным.

В первый раз синего чая Сандра отведала в гостях у Нари. Там же она узнала название цветка и вспомнила имя ученого, который так его нарек. Тонкий кисловатый вкус и слабый, специфический аромат не произвели бы особого впечатления, если бы не этот окрас.

– Это природный цвет. Чай не купленный. Не из пачки. Вот, смотри – это цветки, готовые к сушке. Я сама собрала недавно. Полюбуйся на строение: искусство! Природный арт! Форма более замысловатая и изысканная, чем у орхидей, которые все так любят. Таинственная форма.

Я разглядывала цветок, слушала Нари, и мысль о том, что она заслуженно носит звание доктора русской филологии, – так замечательно точно выражала она мысль на чужом языке, – путалась с мельканием вопросов: почему её так интересует эта форма, прооперирована ли она, сменила ли она пол окончательно, обрела ли всё, о чем мечтала. Ведь так мыслить, так восторгаться может либо существо, вожделеющее к «цветку», либо желающее иметь его в себе, быть им. Я смотрела на изысканную тройную спираль синего атласа, в глубине которой вспух внутренний наростик, я разглядывала слабо рифленую бахрому и синий густой глазок в сердцевине, я любовалась колокольцем, полураскрывшим рот и отгоняла от себя дерзкие мысли. Какое мне дело? Какое я имею право думать о чужой интимности? И вдруг осознала, что пытаюсь через Нари понять самое себя.

– Ты знаешь, что такое тантра? – продолжила Нари.

– Это текст. И учение.

– Да. Сокровенный текст. А еще в дословном, буквальном переводе – ткань, то есть то, что сплетено, вплетено в жизнь, в процесс, некое хитросплетение знания и существования в нем. Есть и другое понимание происхождения термина, от значений «таноти» – расширение сознания и «трайати» – освобождение. Тайна я наука. Мистический ритуал. – Нари говорила полуотвернувшись.

– Может быть, это грубо, но на слуху словосочетание «тантрический секс». Понятие, разумеется, вульгаризировано, профанировано даже. «Специалисты» организуют «клубы», «обучающие семинары». Бизнес, хороший доход. Многие ведутся, платят, «раскрепощаются», – мне самой казалось, что я говорю это специально, чтобы спровоцировать Нари, и она поддалась:

– В Европе прикасаются к нашим учениям грязным мышлением, не понимая, чем это чревато. Пошло. Банально. Преступно. Потом придется расплачиваться горько. – Нари помолчала, повернулась к книжным полкам, взяла тонкой рукой бронзовую скульптурку: – Майтхуна – священное соитие двух божеств. Единение через взаимопроникновение. В Майтхуне два божественных тела становятся одним. Шива и Шакти сливаются в единое – муже-женщину. Есть масса изображений одного человека с двумя половинами тел по строению и одежде разных полов. Вот видишь, двуполое существо, правая часть мужская, левая женская. Индийская штучка.

Я потянула любопытный предмет к себе: приятная тяжесть, жухлый блеск, тонкая проработка лиц, кистей рук, танцующих ступней, изящная поза. Не хотелось возвращать вещицу на место, я торопилась рассмотреть статуэтку со всех сторон. Нари продолжала:

– Первочеловек, андрогин, библейский Адам, содержащий в себе мужчину и женщину одновременно – продукт божественного акта майтхуна. Тантрическая Майтхуна – это средство растворения эго. Надо понимать, что это не обычный акт любви, когда сливаются в экстазе партнеры. Это неразделимое духовное соединение в одном физическом теле. Здесь находит свое воплощение тайна алхимического превращения «ртути в золото», то есть превращения сырой сексуальной энергии в энергию духа.

– Но для этого превращения необходима тинктура, магическая субстанция, способная сплавить воедино два животворных начала, нечто, без чего не может осуществиться Деянье, – я смотрела прямо в глаза Нари.

– Тинктура? Не знаю. Необходима длительная раздельная и совместная медитация. И понимание соития как практики духовного самосовершенствования. Рост и расширение сознания. И утонченность и эстетизация действа. – Казалось, Нари сердилась.