Книга Музей обстоятельств - Сергей Носов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Печатать переводы вкупе с оригинальными текстами – дело не только рискованное, но и претенциозное. А претензия действительно велика. Данное издание отличается (читаем на «спинке» обложки) «нетрадиционностью предлагаемой методологии перевода, позволяющей наиболее адекватно воссоздать на русском языке интонационно-ритмический образ поэтики Верлена». Иными словами, Игорь Булатовский не побоялся в своих переводах допускать элементы силлабики. В результате «адекватный» Верлен иногда похож на Симеона Полоцкого: «На тибрских берегах есть руины, они / Скитальцу возвестят минувшей славы дни, / Увитые плющем, лишайником укрыты, / Средь зеленой травы сереют камни, плиты». Характерно, что «плющем», а не «плющом». «Плющом» бы было ритмически гладко, а переводчик бежит гладкости как черт ладана.
Свой метод Булатовский называет «интуитивным». «Мой опыт типологически близок к песням Дебюсси на стихи Верлена. Это – интерпретация. В каждом отдельном случае интуитивно выбиралась необходимая степень «проявления», проработки выразительной основы стиха. Поэтому некоторые переводы звучат вполне традиционно, иные могут показаться трудными для чтения из-за полиритмии».
Словом, это не Брюсов, не Кублицкая-Пиоттух, не Антокольский, не Левик. Другой и другое.
Вот еще одна книга, происхождение которой крайне загадочно. Автор послесловия Г. Ратгауз сообщает, что здесь «воспроизводится перевод, выполненный В. Кряжевым (1816)», а в «Предисловии переводчика» отмечены события вплоть до смерти сына Августа Коцебу в 1846 году. Между тем известно, что переводчик Василий Степанович Кряжев умер в 1832 году и не мог написать такое предисловие. Читая послесловие, не сомневаешься, что перевод мемуаров осуществлен с немецкого, а в «Предисловии переводчика» прямо говорится – с французского. Послесловие содержит признание в том, что данный перевод «не всегда точен» (т. е. перевод Кряжева, 1816), а в «Предисловии переводчика» (т. е. опять-таки Кряжева?) утверждается: книга эта «была уже переведена на русский язык в 1816 г., но с большими пропусками». Короче: кем, когда и с какого языка выполнен предъявленный перевод? С пропусками он или без пропусков?
Как бы то ни было, мемуары немецкого драматурга весьма занятны. Августу Коцебу довелось при Екатерине побывать на русской службе. Спустя годы он решил еще раз посетить Россию. Разрешение на въезд подписал сам император Павел. Коцебу пересекает границу. Его тут же арестовывают и под белы рученьки отправляют в Сибирь, в Тобольск – к вящему удивлению тамошнего губернатора, большого поклонника творчества знаменитого немца. За что пострадал Коцебу от Павла? «Я возбуждал в нем недоверие как писатель».
Первая часть мемуаров – дорога «туда», вторая – «оттуда», на сей раз в Петербург. Все очень просто, Павел прочитал новый перевод давней пьесы Коцебу «Первый кучер императора», пришел в восторг, велел возвратить немца из ссылки, наградил его имением, чином, пенсией и назначил директором немецкого придворного театра.
Своеобразный шарм воспоминаниям Августа Коцебу придает неповторимое сочетание верноподданнического почтения к сильным мира сего и совершенно непосредственного изумления перед особенностями российской действительности.
«Нежные узы», связавшие Коцебу с Россией, оказалась для писателя роковыми. У себя на родине он приобрел репутацию едва ли не русского шпиона. За что и был там зарезан студентом.
У русских поклонников Метерлинка, судя по всему, праздник. Надеюсь, их наберется число, соразмерное с тиражом этой книги – 300 экземпляров. Издание побуждает к театральным ассоциациям. В самом деле, соотношение действующих лиц и потенциальных зрителей, если под последними понимать все тех же 300, а под первыми – невольных участников этого неожиданного проекта (Блок, Розанов, Бальмонт, Мейерхольд…), вполне театральное – 1:10. Театр теней, блики на сцене. Северянин: «Из мистиков любил я Метерлинка…» Суворин: «Метерлинк – бельгиец. Ему теперь 33 года». Чехов: «Три пьесы Метерлинка не мешало бы поставить, как я говорил, с музыкой».
Статьи, стихи, дневники, письма, высказывания…
Россия переболела Метерлинком, как ветрянкой; такие болезни не повторяются. Советско-американский кинематографический перл «Синяя птица», этакий манифест эпохи «разрядки напряженности» – помните, с Элизабет Тейлор? – уже был симуляцией.
Ну что тут сказать. Издание осуществлено при поддержке Французского Сообщества Бельгии. Книги сами не издаются.
Когда по ящику одно безумие, где найти отдушину, как не в бессмыслицах Эдварда Лира?
Помимо двух книг лимериков в собрание вошли «Песни Нонсенса», прозаические «Нонсенс-Истории» и еще пара аналогичных трудов знаменитого абсурдиста. Собственно автор представлен не только текстами на английском языке (что очень похвально), но и бесчисленными своими рисунками. Таким образом, на две трети издание можно считать оригинальным. Оставшаяся треть – переводы Юрия Сабанцева.
Судя по «Послесловию переводчика», переводчик своей работой доволен. Особенно гордится тем, что сумел бережно отнестись к топонимам Эдварда Лира. Если старик из Квебека, так именно из Квебека; если старушонка из Джодда, так именно из Джодда (не всегда это удается: Спарта, например, превратилась в Опочку). По правде говоря, такая пунктуальность в случае с Лиром смахивает на каприз. Понятно, что географические названия он брал с потолка и поверял их рифмой. Куда более важным было бы сохранить интонацию и, само собой разумеется, форму лимериков; между тем третьи и четвертые строки – по канону двустопный анапест – иногда переведены как-то странно весьма: Она по утрам залезала на пинию, / Чтоб море в бинокль исследовать синее… (ср. те же строки в переводе М. Фрейдкина, верные в отношении размера: Взгромоздясь на сосну, / Знай глядит на волну…). Кроме того, хотелось бы поменьше глагольных и неточных рифм. Трудно? Конечно, трудно. А как же иначе?
В целом, издание веселое, праздничное. Может служить прекрасным пособием для изучающих английский. В полном соответствии с представлениями об абсурдистской книге после трех предисловий-вступлений, стихотворного текста и своеобразного посвящения обнаруживаем наконец на с. 27 долгожданное «Содержание». Наверное, так Лира издавали в Англии. Что делать – родина нонсенса.
Автор одного из первых откликов на русский перевод «Любовниц» был так задет за живое, что выразил печатно свою нетривиальную мечту приехать в Австрию, найти дом, где живет Эльфрида Елинек, позвонить в дверь, а когда писательница откроет, вмазать ей что есть силы ногой по голове – от лица всех мужчин планеты, мол, знай, что такое равноправие. Где ж ему самому было знать, что через несколько дней после публикации его экстравагантной рецензии прогремит на Каннском фестивале фильм «Пианистка», снятый по одноименному роману Елинек, и будет там эпизод: сорокалетнюю героиню избивает ногами в воспитательных целях молодой человек – по голове, а потом назидательно насилует, чтобы знала, где грань между фантазиями и реальностью.
