Книга Разбой - Петр Воробьев

– Химический лучемёт! – благоговейно сказал Самбор. – Вот куда спешил Осфо!

Явление настолько его впечатлило, что лётчик полностью распрямился. В воздухе резко запахло какой-то дрянью – ветер нёс дым, извергаемый эргастерием, вниз по склону.

– Где ж луч-то? – удивился Немир, заодно прикидывая, из чего бы соорудить ножны для добытого клинка.

– Луч тепловой, его не видно! На чём твой самолёт летает?

Последний вопрос Самбора был, как явствовало из пинка в колено, обращён к разбойнику.

– Не знаю, – прохрипел тот.

– Я баки видел, – вспомнил ученик корчмаря.

– Тащи! Если Осфо гидропланы посбивает, с дозаправкой, может, дотянем до аэронаосов!

– Третий сбил! – Нежана захлопала в ладоши.

Засунув шестопёр и меч за пояс, оказалось довольно легко отсоединить хомут, крепивший жестянку с топливом к переборке, а подтащить её к гироплану – и того легче: ёмкость весила сильно меньше, чем сравнимого размера пивной кег.

– Плесни мне на ладонь! – потребовал Самбор.

Понюхав и лизнув зелёную жидкость, он закашлялся, схватился за бок, прошипел: «Зелёнка! Лей!», и плюхнулся в сиденье. Куда лить, было довольно очевидно. Отвернув пробку топливного бака, Немир поднял жестянку на плечо и бережно опорожнил её в распахнутый драконий зев горловины, не разлив ни капли.

– Нежана Ждиславовна, так? Если кто спросит, самолёт – наша с Немиром добыча! Где здесь был пускач, – лётчик повёл пальцем вдоль ряда переключателей на приборной доске.

Слово «добыча» ненадолго отправила Немировы мысли в очень приятном направлении – не вчерашние розы за три обола для Тославы, а янтарное очелье… хотя что ж плохого в розах… лучше и то, и другое, а через несколько лет… Немир вспомнил, что обычно случается в книгах или кинокартинах с теми, кто раскатывает губу до пола, закатал губу обратно, сурово нахмурился, отшвырнул пустую жестянку, и решительно положил руки на рукоять меча и головку шестопёра, сосредотачиваясь на том, как пережить ближайшие несколько часов.

– А с этим жабьим отродьем что делать? – спросила одна из дев, забравшись верхом на налётчика и лупя его по щекам отороченной мехом топотушкой.

– Надо бы его вечу показать… Закрыл?

Последнее относилось к Немиру.

– Закрыл! – новоиспеченный бортстрелок проверил пробку бака, пристроил меч между сиденьем и сковородой, и сел на своё место.

– Но по праву, пленный ваш, так делайте, что знаете! Здесь хоть можно разбежаться, а не верхом на ракете с крыши…

Лётчики трёх разбойных гидропланов попытались обезвредить лучемёт, приближаясь к башне в близком строю. Ведущий вспыхнул и разлетелся на куски, его обломки изрешетили двух ведомых. Один из гидропланов упал перед домом на повороте Боянова пути, чуть не сбив с ног упряжного слона, тащившего вверх пожарный насос с дружиной.

– Ты ж обещал меня не убивать! – прохрипел пленный.

– Так что, я тебя убиваю? – Самбор погрузился в созерцание приборной доски. – Потом, ты и не рассказал ничего… Топливный кран, заслонка, пускач…

Двигатель сперва неуверенно, потом побойчее затарахтел. Гироплан тряско прокатился по траве и поднялся в воздух, едва не зацепив дутыми колёсами верхний ярус скамей на краю поля. Немир вспомнил про наушники. «Мелкой поломкой называется такая, когда куски, оставшиеся от аэроплана, слишком мелки, чтоб их можно было собрать граблями», – многословно злорадствовал кто-то. Его перекрыла «Крепость»: «Уроды, гнуси, пингвины, над Крусовой горой в бакланьем строю прореха! Держитесь подальше от башен»! «Подальше от маяка»! – добавил голос Ардерика. «У Осфо йод вот-вот кончится»!

«Что вот-вот кончится»? – хотел спросить Немир, но опасался, что не понял бы ответа. К тому же, у бортстрелка в любом случае не было микрофона. Гироплан поднимался вверх по спирали. Исторгнутое эргастерием у подножия башни зловонное облако начало рассеиваться. Немир бросил взгляд на маяк. К площадке перед излучателем снизу вёл хобот с волнистой поверхностью, через примерно саженные промежутки окольцованный сплетениями из более тонких хоботов. Сплетения покрывала отблёскивавшая в свете фонарей изморозь.

– Отвод от ускорителя сделан сильно наскоро, далеко не пробьёт, – пожаловался Ардерик в наушниках. – Да и с прицельностью не очень… Попробую попасть в средний аэронаос…

Немир повернул голову, следя за башней маяка, которую должен был вот-вот скрыть из вида очередной виток гироплана. Хобот зашевелился, содрогнулся, по утолщениям побежали искры. По всей Крусовой горе погасло электричество. Затем присоединённое к маяку сооружение, теперь освещаемое только пламенами пожаров, оторвалось от креплений и вместе с кусками кладки полетело вниз.

– Здесь крепость! Здесь крепость! Всем крыльям, всем крыльям в воздухе! Два пузыря над гаванью! Осталось два пузыря! Добейте их! Пока кирпичи лапки не сложили!

Гироплан пролетел сквозь откуда-то взявшуюся завесу дождя, капли больно стегнули по лицу. В облаке, за которым укрывался самый дальний к западу аэронаос, образовалась дыра. В дыре, тонкие, как паутина, светящиеся жёрдочки, собранные в сложные сочетания треугольников, мялись и наезжали одна на другую, местами, между ними медленно парили чёрные хлопья, отороченные по периметрам огненными язычками.

– Держись! – судя по крику Самбора, если его лёгкие и получили повреждения, то не очень долговременные. – Мостилась коза…

Куда именно мостилась коза, до поры осталось тайной – на гироплан накатила ощутимая всем нутром волна жары, гула, и тряски. Немиру открылся великолепный вид на аэронаос, носовую часть которого словно только что вытащили из перегретой духовки – обшивка сгорела дотла, а металлический скелет под ней местами раскалился до соломенного свечения. Вниз сыпались лопасти винтов, баки, двигатели, куски обшивки, и ватажники. Над некоторыми раскрывались спасательные крылья или купола, другие летели к земле камнем, а кое-кто корчился в воздухе, охваченный пламенем, раздуваемым ветром падения. Аэронаос казался небольшим, пока прятался в облаке, но завораживающе медленная гибель воздушного корабля выявила его истинный размер – в пол-рёсты, не меньше. По уцелевшим частям обшивки бежали волны, стоны металла и треск рвущейся ткани смешивались с криками аэронавтов. Из Немировой памяти всплыло:

«Вижу я, как небо плавится,

Громче бури волчий вой.

Знаю – Жадный с цепью справится,

Вам довольно ли того?[156]»

– Здесь хранители, – прорезался в асирмато Бакуня. – Берём восточный пузырь.

– Погода пошли вам попутный ветер… – отозвалась «Крепость». – В толстые пингвиньи задницы! Всем крыльям! Оставим Гнутый Остров без аэрофлота! Чтоб ни один стервятник не вернулся в своё поносное гнездо, куда паршивые смрадни ползут дохнуть!

– Вспомни, Ртищ посадник, как на вече прошлой осенью нам с Ардериком серебра на дюжину техников недодал, – внезапно заклеймил «Крепость» слегка надтреснутый голос, принадлежавший Осфо Палице. – За то серебро, многие теперь жизнями поплатятся!