Книга Разбой - Петр Воробьев

– То вече решило, – принялся оправдываться посадник, чьё место в боевом укладе, как выяснилось, было в окружении микрофонов, мезофонов, и энтопистисов в Закатной башне Чугуанской крепости.

– И за то серебро, что надо было на энергосистему для Пригорского конца пустить, уже года четыре как, – добавил ещё кто-то.

– Держись! – Самбор круто, почти на месте, повернул «Кодор», сопровождая поворот очередью.

Мимо Немира в клубах пара пронёсся трёхвинтовой самолёт на поплавках, за ним, быстро нагоняя, что-то одновременно похожее на ракету и на лодку, с блестящей обшивкой и коротенькими пингвиньими крылышками. Пилообразное удлинение на носу лодки-ракеты, прямо над воздухозаборником турбодвигателя, поравнялось с хвостовым оперением гидросамолёта и напрочь его снесло.

– Здесь хранитель один, последний баклан капец[157]на холодец! – это был Бакуня. – Восточный пузырь без прикрытия!

Гироплан Немира и Самбора продолжал накручивать витки, взбираясь к облаку, куда пытался спрятаться один из аэронаосов. Бакунино заключение о беззащитности цели оказалось преждевременным – из открывшейся в брюхе воздушного корабля диафрагмы выпало что-то уж совсем похожее на ракету, расправило обрубки крыльев, выпростало огненный хвост, и устремилось навстречу построившейся неровным клином шестёрке турбопингвинов с «Хранительницы Меркланда». За первым ракетолётом последовало ещё два. Воздушный бой скрылся за облаком.

– Немир, сколько ракет?

– Пара! – прокричал стрелок.

– Двух на этот аэронаос не хватит, – рассудил Самбор. – Попробуй в двигатели попасть, чтоб он хоть ход потерял.

– Собака защитница, это ещё что за напасть? – вдруг порадовала «Крепость». – Мы думали, они в три яруса идут, а они в четыре! «Гуна́кадейт», над слойкой прятался! Всем крыльям…

– Немир, что над слойкой пряталось?

– Колошенский стратонаос! – едва успел ответить бортстрелок, когда гироплан затрясла новая дрожь.

– Правая свеча задристалась! Попуканная крогденская груша двухгоршковая, стрёмные налёчики с их поторочённой зелёнкой, – Самбор вывел снижавшуюся, крупно дрожа, «попуканную грушу» на прямую, прежде чем продолжить, уже подключив микрофон к асирмато. – Крепость, здесь гироплан день-лось-шесть-два, иду на вынужденную!

– Сварожич дай те удачи, день-лось-шесть-два, – голос Ртища посадника был напряжён. – Всем крыльям, «Гунакадейт» над Крусовой горой, высота семь дюжин гроссов!

Сковорода под сиденьем Немира тинькнула – какой-то городской ополченец, оделённый богами избытком меткости за счёт ума, выстрелил по гироплану. На гребне горы, точно над эргастерием аконитовой мистерии, вспузырился жёлто-багровыми клубами взрыв. Башня астероскопеи пьяно зашаталась и беззвучно рухнула.

– Эта бомба была в гросс пудов, не меньше! – донесло асирмато. – И прямо в Ардериков токамак!

– Бейбасятина с грибницей, – прошипел Самбор.

Пылаюший шар следующего взрыва зажёгся вниз по склону, когда до гироплана едва донёсся грохот первого. Двигатель закашлялся и окончательно смолк, а чуть позже, дутые колёса пробороздили прибрежный песок. Эта посадка была значительно мягче предшествовавшей. Внимание Немира привлёк громкий звук из воды: на волнах, кто-то нагло и пронзительно мяукал голосом донельзя избалованного саблезубого котёнка.

– Помоги, меня, чую, опять скрючит, – сказал лётчик.

Источником мява была десятиаршинная косатка. На её блестящем чёрном лбу переливались призрачным светом танско-венедские руны кашайских заклинаний, не иначе, впрыснутые под кожу во время одного из тех ритуалов, смысл которого был ведом только китам и жившим вместе с ними шаманам-акванавтам. В зубах, житель моря держал за шиворот обвисшее тело в лётной справе.

– Похоже, это Рунольф с «Хранительницы», – решил Самбор.

Немир шагнул в воду. Холод обжёг его, когда он успел зайти в грязные, с подтёками масла, волны уже по пояс. Косатка выпустила Рунольфа, так что он заболтался в воде лицом вверх, почти тут же начав погружаться, толкнула носом в сторону берега, испустила другой по звуку мяв, повернула, качнув на вид бездыханного турболётчика, пустившего пару пузырей, и бредущего к нему стрелка, и скрылась. Тело было странно тяжёлым – по чаянию, потому что справа пропиталась водой. Поддерживая его голову и шею, Немир потащил турболётчика к берегу.

– Ложись! – крикнул Самбор.

Продолжая волочь Рунольфа, Немир невольно кинул взгляд вверх. Нечто огромное, едва замедляемое сзади парусинным куполом, летело с небес, казалось, прямо ему в лицо. Если это нечто было бомбой, ложиться вряд ли имело смысл.

Заострённый конец чудовищных размеров резного бревна глубоко воткнулся в песок шагах в десяти от берега. Едва Немир выволок свою ношу на воздух, его сбил с ног громовой, удушающий, жаркий толчок ударной волны. За ним пришла и схлынула и настоящая волна ледяной воды.

– Я говорил, ложись! – откуда-то издалека сквозь продолжавшийся грохот повторил Самбор.

С трудом переведя дух, Немир приподнялся с мокрого песка, на котором валялись дохлые рыбы, обломки лодок, водоросли, примерно треть морского козла с тянувшимися к отступавшей воде внутренностями, и Рунольф на боку, одним сапогом и одной босой ногой к северу. Над гаванью висели, расплываясь и оседая, водяные облака, поднятые взрывами. На берег обрушилась новая волна, слегка не достав до Рунольфовых ног. Ученик корчмаря поднёс тыльную сторону руки к открытому рту турболётчика, проверяя дыхание. Что-то шатнулось на краю поля зрения – тотемный столб, вырезанный из исполинской кедровой сосны, раскрашенный, местами покрытый лаком, местами позолоченный, и стоймя сброшенный со стратонаоса, угрожающе покосился над наполовину засыпанным песком и листьями морской капусты гиропланом, напоминавшим полупришибленного и окривевшего дракончика – одна из посадочных фар в помятой зубастой личине лобового обтекателя погасла. Сверху, на зловеще нависшем над покалеченным «Кодором» столбе, две тануки с выпученными красными глазами, одна сверху, другая снизу, рвали надвое белую косатку. Лёжа на спине верхней тануки, медведь с разинутой пастью всеми четырьмя лапами чекрыжил поднимавшийся вверх малиновый уд, чуть выше покрывавшийся пятнами и шерстью и превращавшийся в боброудава[158], отгрызавшего мотню калану, которому одновременно выклёвывал крючковатым клювом глаз устремлённый вниз белоголовый орёл, держа в когтистых лапах позолоченный щит с чёрными закорючками. Непроизвольно плюнув через плечо, помощник корчмаря засунул Рунольфу пальцы в рот, проверяя, нет ли преграды дыханию, тот пребольно его укусил и содрогнулся в кашле.

– Почти все бомбы мимо, надо ж было одной накрыть токамак, – Самбор кое-как поднялся с сиденья, опасливо поглядывая на неустойчиво возносившееся над ним тёмновдохновлённое творение колошенских резчиков, драматически подсвеченное пламенами пожаров.