Книга Али-Баба и сорок разбойниц - Шахразада

Должно быть, изумление Али-Бабы было столь велико, что он, словно послушный малыш, начал выполнять все распоряжения своей гостьи.

Вот появился деревянный столик, украшенный богатой резьбой. Вот его не стало видно под блюдом с пирожками, кувшином с шербетом, еще одним блюдом, теперь уже с фруктами. Али-Баба суетился, как гостеприимная хозяйка, сам удивляясь при этом своим действиям. «Почему я все это делаю, Аллах всемилостивый? Почему не прогоню это порождение Иблиса Проклятого? Почему покорно слушаю каждое ее слово?»

Али-Баба искал, но не находил ответов на эти вопросы. И потом спасительная мысль посетила его разум. «Так, быть может, это оназаставляет меня делать все это? Заставляет сейчас, значит, принуждала и в прошлом? Быть может, потому я и не мог думать ни о чем, кроме выбора подарков для нее, может быть, потому и считал минуты до сладостного мига соединения?!»

Словно подслушав мысли Али-Бабы, коварная Лайла встала и (о Аллах, да разве мог кто-либо представить такое еще три дня назад?) стала помогать Али-Бабе. Она как будто случайно касалась его рук, задевала краешком тончайшего газового платка его щеку, склонялась так, чтобы он мог уловить запах ее благовоний.

«Она околдовывает меня! Она вновь пытается завлечь меня в свои сети! Ну что ж, я поддамся, уже зная, кто передо мной… И посмотрю, как теперь будет сильна твоя магия, о коварная дочь зла! Посмотрю, как долго сможешь ты ломать мою волю…»

Это была уже не спасительная мысль. Теперь Али-Баба пытался оправдаться перед своей совестью, прекрасно понимая, что он вновь становится игрушкой в руках сил, каким не может сопротивляться ни один смертный.

Лайла пригубила шербет, съела пирожок… Потянулась за персиком… Все это время она о чем-то вполголоса рассказывала. Али-Баба старался не прислушиваться, понимая, что ни одно слово гостьи не может быть правдивым: ни ее рассказ о приключениях ее деда, который сопровождал по Великому шелковому пути десятки караванов, ни повествование о ее отце, который был славным стражником и переловил на своем веку множество разбойников. Лишь в этот миг Али-Баба слегка проявил интерес к рассказу джиннии.

— Как интересно! Ты говоришь, что твой уважаемый отец ловил разбойников?

— Да, мой Али… Ловил и сопровождал их в зиндан… Или на суд правителя. Мой отец был очень сильным и смелым… О, он не боялся в этом мире, должно быть, никого и ничего — ни человека, ни зверя, ни урагана.

«О Аллах, вот это чистая правда! Ибо как может бояться человека или зверя повелитель всех черных сил мира, враг всего сущего, сам Иблис Проклятый? Как все же удивительно! Ведь сейчас Лайла не произнесла ни слова лжи, не сказав при этом и ни слова правды…»

— А не знаешь ли ты, прекраснейшая, не ловил ли твой уважаемый отец разбойников в наших горах? Должно быть, он рассказывал тебе об этом?

Лайла ответила совсем безразлично.

— Быть может, и ловил, но я не припомню этого в его рассказах.

— А не рассказывал ли тебе твой уважаемый отец, о звезда моя, о пещерах с сокровищами? Об этом говорил весь базар. Должно быть, твой достойнейший отец тоже искал эти пещеры.

— Увы, Али-Баба, мне были не очень интересны рассказы отца… Потому я и не помню ни слова ни о разбойниках в наших горах, ни о каких-то глупых пещерах…

О, Лайлу сейчас мучили совсем иные мысли, и потому она вовсе не думала о том, почему вдруг Али-Баба заинтересовался пещерами, сокровищами… Она была обеспокоена тем, что он вдруг перестал быть послушен ей, как раньше, что проявлял интерес вообще к чему-то в этом мире, а вовсе не к ней. И Лайла, собравшись с силами, чуть усилила нажим на волю Али-Бабы.

В глазах юноши погас огонь интереса, плечи его опустились, а уста произнесли наконец ту фразу, которую Лайла уже устала ждать.

— Так, быть может, мы воздадим хвалу нашей любви, прекраснейшая?

— Я давно жду этого, мой Али…

И это была чистейшая правда. Должно быть, даже порождениям зла иногда случается говорить правду. Пусть даже они этого и не хотят.

В единый миг сбросила Лайла свое одеяние. И Али-Баба почему-то не обеспокоился тем, что царит светлый день, что матушка может появиться во дворике в любой миг. Он, завороженный необыкновенной красотой, мечтал лишь о миге любви.

* * *

— Ты по-прежнему желаешь меня, Али? — осторожно спросила Лайла. Она словно пробовала свои силы, пытаясь не смять совсем волю юноши. Ибо тогда, о да, его силы перетекли бы к ней, но, увы, она бы любила сама себя…

— Да, — тихо отвечал тот.

— Так насладись же мной, щедрый юноша, подари мне игру и страсть, какую можешь дать лишь ты один. — Лайла неуловимым движением избавилась от головного платка, и черный роскошный плащ волос окутал ее.

— Потрогай! — почти приказала она. Али-Баба покорно протянул руку и коснулся нежных локонов.

— Я не уверен, что… — он смутился.

— Зато я уверена, — нежно ответствовала она. — Доверься мне, мой Али, и поймешь, сколь глупо было страшиться блаженства. — Она подошла к нему совсем близко. — Уверена, ты остался восхитительным любовником, Али-Баба. А теперь обними меня.

Она обвила тонкой рукой его шею, заставив его склониться. Он был высок, и ей пришлось встать на цыпочки. Лайла провела губами по его рту нежнейшим и легчайшим движением.

Глаза его закрылись, и он глубоко вздохнул… Как сладок ее рот! Точно спелый летний плод… Ее пышные груди касались его широкой мускулистой груди.

— Лайла… — прошептал он, околдованный ее чарами.

— Чудесно, господин мой… — промурлыкала она. Он широко раскрыл глаза, словно разбуженный звуком ее голоса.

Она нежно улыбнулась ему.

— У тебя дивные губы, Али-Баба, но вот незадача: шитье твоего кафтана царапает нежную мою кожу… — Она умело освободила его от платья с широчайшими рукавами, потом развязала шнурки у ворота его рубашки и стянула ее с плеч.

Затем руки ее скользнули к поясу, поддерживающему его шаровары. Она расстегнула пряжку и медленно, не торопясь, принялась стягивать их, обнажив сначала узкие бедра, а затем предоставив одеянию самому падать на камни двора… Ладони ее пропутешествовали по всей его широкой и гладкой груди.

— Ну вот… — удовлетворенно сказала она. — Разве так не лучше?

Не произнеся ни единого слова, он сбросил с ног туфли и окончательно освободился от шаровар. Глаза их встретились.

Отступив, она оглядела все его тело.

— Ты не только хорош лицом, мой господин, — правдиво сказала она. — Тело твое красиво, оно, поверь мне, обещает еще много наслаждений нам обоим.

Он же глаз не мог от нее отвести. Она была подобна юной древней богине — полная жизни и энергии. Он захотел коснуться ее, и, к его изумлению, она это тотчас почувствовала.

— Ну, не бойся… — сказала она, поворачиваясь к нему спиной. Видя, что он колеблется, она завладела его руками и обвила их вокруг тонкого своего стана. Ладони его тотчас же накрыли ее потрясающие груди. Он на мгновение будто оцепенел, а она прошептала: