Книга Большая армянская свадьба - Эмилия Прыткина

– Так это… Подождите, какая дата? Сейчас… – замахала руками Марета, выбежала на балкон и заорала: – Коля!

Через пять минут явился Коля. Он вошел в комнату, увидел разъяренную тетку и затараторил:

– Тетя Мануш, я люблю вашу дочь и хочу на ней жениться.

– Вот так-то лучше, давайте назначим день обручения, – резко сменив тон, сказала Мануш.

– Давайте через два месяца, – предложил Гока.

– Два месяца – слишком долго, – отрезала тетка. – Давайте через месяц.

– Давайте, – мирно согласился Гока.

– Хорошо, тогда я пошла. – Мануш встала из-за стола, запустила в вазу пятерню, выгребла горсть конфет и положила их в карман халата, после этого подошла к Коле, обняла его и улыбнулась: – Всегда говорила всем, что нет в нашем дворе парня лучше Коли. Работящий, умный, красивый! – И, шаркая, побежала к выходу.

– Уф, ну и дела. Сдалась тебе эта Лусине? – фыркнула Соня.

– Да нет. – Коля сдвинул брови и со страдальческим видом посмотрел на отца: – Папа, она сама лезла ко мне целоваться, я не хотел. Папа, сделай что-нибудь.

– Зачем же ты только что пообещал на ней жениться? – развела руками Марета.

– А что мне было делать? Я сидел во дворе, она подошла и сказала, что вырежет весь наш род, если я не женюсь на Лусине, а вы сами знаете, какой у нее муж, он фидаином[9]был, я испугался.

– Ты испугался, а отцу теперь расхлебывать. Вот что делать с таким братом? – сказала Соня и посмотрела на Арусяк.

Арусяк подумала, что Саша Величко легко отделался, потому что если бы Погос Мурадян узнал, сколько раз он целовал его прекрасную дочь, вместо того чтобы учить ее английскому, то Саше пришлось бы жениться не только на Арусяк, но и на всех девушках в их роду.

– Ну, будь вы в Харькове, можно было бы не бояться, а здесь – я даже не знаю, – улыбнулась Арусяк, обрадовавшись, что Соня наконец-то обратила на нее внимание.

– Да он у нас ни одной юбки не пропустит, – вздохнула Соня.

– Это я уже заметила.

– Ладно, решим что-нибудь, – махнул рукой Гока. – Не впервой.

– Его год назад чуть не женили на девушке, с которой он в кино пошел, – прошептала на ухо Арусяк Соня.

Решив, что лед тронулся и отношения с сестрой почти наладились, Арусяк широко улыбнулась и поинтересовалась, как та поживает.

Соня пожала плечами и сказала, что живется ей неплохо, вот только сложно иногда. О зависти она решила умолчать.

– Да, – сочувствующе вздохнула Арусяк. – Все-таки порником сложно работать.

– Что? – Тетя Марета, которая сидела рядом, удивленно посмотрела на племянницу.

– Ну, я тут Соне говорю, что ей нужно искать хорошую работу или вообще не работать. Нельзя же всю жизнь быть порником, правда? – уверенным тоном сказала Арусяк.

Соня с негодованием посмотрела на двоюродную сестру и, задыхаясь от ярости, прошипела:

– Ты пришла в наш дом оскорблять меня? Да как ты смеешь?!!

– Соня, не злись, я понимаю, что работа не из лучших, но в этом нет ничего оскорбительного, правда. Прости, что я затронула эту тему. Если бы я знала, что тебе это будет неприятно, я бы промолчала.

– Это, может, для тебя не оскорбительно, потому что такие, как ты, выросшие непонятно где, непонятно в каких условиях, не знают, что такое честь армянской девушки! – Соня резко поставила кофе на стол и убежала к себе в комнату.

Муж тети Мареты, который успел задремать, открыл один глаз, посмотрел на Арусяк и недоуменно спросил:

– А? Что случилось? Опять к Коле пришли?

– Ты спи, спи, – помахала рукой тетя Марета и поманила племянницу пальцем: – Пошли на кухню.

В полном недоумении Арусяк пошла за тетей. Марета указала ей на стул, села рядом и завела разговор. Начала она издалека и припомнила Арусяк, что ее мать Аннушка жила с Петром до того, как они поженились, что не делает ей чести в глазах родни. Не забыла тетка упомянуть и тот факт, что Аннушка постоянно ссорила брата с родственниками и отказывалась им помогать, в то время как сама жила распрекрасно. И наконец, по мнению Мареты, Аннушка вышла замуж за Петра не по большой любви, а исключительно ради денег.

– Так ведь у папы ничего не было, когда они поженились, – возразила Арусяк.

– Не было, но она сразу поняла, что мужик не без головы, а значит, денег заработает, если надо, – ехидно заметила Марета.

Арусяк пожала плечами:

– А при чем здесь мама?

– Ну как при чем? При том! Это же она тебя против Сони настроила! Кофточку подсунула маленькую, порником обозвала. – Марета испытующе посмотрела на племянницу.

– Да нет, – удивилась Арусяк. – Это Гарник так Соню назвал.

– Какой Гарник? При чем здесь Гарник?

– Да он ни при чем, он сегодня письмо мне принес на армянском, просил перевести на русский. Он президенту Путину письмо написал, понимаешь? А в письме на всех жаловался, вот и про Соню написал. Я полезла искать это слово в словаре, его там не оказалось, я решила, что так вы называете дворников, которые улицы подметают.

– Еще лучше. Как ты могла подумать, что моя дочь подметает улицы?! – хлопнула ладонью по столу Марета.

– Откуда же я знаю? – Арусяк было неудобно и стыдно.

– Ладно, с Гарником я еще разберусь, – разозлилась Марета.

– Дело твое. А что все-таки обозначает это слово?

– Про-сти-тут-ка, – шепотом сказала тетя.

Арусяк схватилась за голову и только сейчас осознала весь ужас происходящего. Представив, что сейчас думает дядя Ваго о Соне, Арусяк побелела как мел и стала поспешно собираться.

Попрощавшись с теткой, она выскочила во двор и побежала к обрыву.

– Арусяк, а у тебя на заднице штаны рваные, – захихикал ей вслед Коля. Он сидел перед гаражом, резался в нарды с Сониным мужем и периодически отпускал подзатыльники Сенулику, который носился вокруг со старым рулем от машины в руках и изображал из себя гонщика.

– Фиг с ними, со штанами. Отвезите Сенулика домой, у меня дело важное есть, – отмахнулась Арусяк и кинулась по лестнице вниз.

Всю дорогу до сада она бежала без передышки. Найдя знакомый лаз, Арусяк пролезла в сад и закричала что есть мочи:

– Дядя Ваго! Дядя Ваго, ты здесь? Это я, Арусяк!

Никто не отозвался. Тогда Арусяк схватилась за ветку абрикосового дерева и стала с силой трясти ее. Вскоре послышался топот и голос дяди Ваго:

– Мать твою так, кто здесь? Сейчас стрелять буду! – раздался щелчок затвора.