Книга Большая армянская свадьба - Эмилия Прыткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот фата, вот, нашла, Сенулик спрятал ее под кроватью! – Бабка Арусяк вскочила в комнату и водрузила на голову внучки фату.
К тому моменту, когда Арусяк с Тимофеем вошли в палатку, гости уже успели выпить (а некоторые – так и основательно назюзюкаться) и встретили молодых радостным криком: «О-о-о!»
Елизавета Анатольевна затянула уши и недовольно покосилась на пожилого мужчину, сидящего рядом:
– Зачем вы так громко орете?
– А что я тебе – шептать должен? Ты из какой квартиры? Что-то я тебя не припомню, – недовольно покосился на незнакомку лиазор Тарник.
– Я мама жениха, – ответила Елизавета Анатольевна.
– Так тем более радуйся! Веселись! Туш! – закричал Гарник, выскочил из-за стола и стал лихо отплясывать.
Вскоре к нему присоединились Хамест с мужем, целительница Ашхен и куча других незнакомых невесте людей, пришедших поздравить внучку Арусяк, а заодно полакомиться шашлыком и попить вина. Была здесь и Лилит Айрапетовна, которая тихонечко сидела в уголке и наблюдала за соседкой. Ее переполняло чувством гордости за нее и себя, любимую, оказавшую неоценимую помощь в деле соединения двух молодых сердец.
– Какая красивая женщина. Кто это? – прищурился пожилой седовласый вдовец, приехавший из Германии на свадьбу дочери лучшего друга Петра.
– Это Лилит Айрапетовна, дама с характером, – подмигнул Петр.
Мужчина поднял бокал и улыбнулся Лилит Айрапетовне. Та покраснела и робко улыбнулась в ответ.
– Рузанна, а Хамест в твоем платье красуется, в том, которое пропало, – толкнула невестку в бок Офелия.
– Точно, оно. Разберемся завтра, не портить же праздник, – ответила Рузанна.
Офелия, вызвавшаяся быть подружкой невесты, повернулась к Ованесу, которого назначили другом жениха, поскольку, за исключением Вачагана, улетевшего в далекий Воронеже, знакомых у него не было, и стала его пилить.
– Даже не смей сегодня им об этом говорить! Даже и не думай! Понятно тебе? Держи язык за зубами, через неделю скажем. Ты все понял? – сказала она, приложив палец к губам.
– Да понял я, понял. Столько лет ждал, уж неделю подожду, – расплылся в улыбке Ованес. Накануне он наконец-то признался Офелии в своих нежных чувствах, предложил ей руку и сердце и получил положительный ответ.
– Пора уже, а то в церковь не успеем, – прошептал Петр на ухо будущему зятю.
– Веселитесь, люди, веселитесь! – закричала Арусяк-старшая, притопывая и размахивая руками.
– Туш! Аман-аман-аман! – взвизгнула Ашхен, подскочила к Лилит Айрапетовне, схватила ее за руку и увлекла в круг танцующих.
Музыканты заиграли еще громче, а народ дружной гурьбой высыпал из палатки, чтобы проводить Арусяк и ее ближайших родственников в путь.
– Будь счастлива, Арусяк-джан, будь счастлива! – раздавалось со всех сторон, когда Арусяк пыталась влезть в машину так, чтобы не испортить прическу.
Через два часа Арусяк Петровна Столярова сидела в ресторане «Ахтамар» в окружении самых близких людей и впервые прилюдно целовалась с Тимофеем.
Народ веселился и то и дело поднимал тосты за здоровье молодых.
Борис Иванович сидел в уголке и объяснял разницу между городскими и деревенскими езидами захмелевшему Гарнику, который сам себя делегировал на свадьбу как представителя дома тридцать один по улице Тихого Дона.
– Э-э-э, езид – он и в Африке езид, что ты мне втираешь, – отмахивался Гарник. – Вот ты мне скажи: ты ведь человек видный, ты случайно с президентом России не знаком?
– Знаком, – кивнул Борис Иванович, – он мне награду вручал за мои научные труды.
– Это хорошо. Письмо ему передашь?
– Передам, обязательно передам, – икнул Борис Иванович.
– Красивая какая наша Арусяк! – вздохнул Петр, обнимая за плечи жену и Елизавету Анатольевну.
– А Тимочка какой красавец, вот детки славные получатся. – Елизавета Анатольевна приложила платок к краешку глаза и всхлипнула.
– Славные, черненькие, как Арусяк наша, – улыбнулся Петр.
– Беленькие, как наш Тимочка, – поджала губы Елизавета Анатольевна и покосилась на Петра.
Ованес, обещавший держать язык за зубами, после пятой рюмки коньяка все-таки проболтался бабке Арусяк, сидящей рядом, что через неделю он намерен прийти в их дом, чтобы смешать золу из их очага с золой из своего – так в старину говорили в Армении, когда приходили просить руки девушки. Арусяк, не сразу сообразившая, о чем речь, попыталась вспомнить, где у них в доме находится камин и почему она его до сих пор не видела, а когда поняла, удивленно посмотрела на Ованеса, а потом хлопнула себя по лбу:
– Офик-джан, что же ты раньше молчала?
– То, – пробурчала Офелия, показывая незадачливому жениху дулю.
– Ой, счастье-то какое! Умру я от счастья, ей-богу, умру! – Бабушка схватилась рукой за сердце и с умилением посмотрела на человека, готового взять в жены ее, мягко говоря, странную дочь и терпеть у себя в доме запах краски, картины, астральные путешествия и все остальные причуды Офелии.
– Милая, какое счастье, что я нашел тебя, – прошептал Тимофей, прижимая Арусяк к груди.
– Сейчас заплачу, и тушь потечет, – улыбнулась Арусяк.
– Не плачь, все ведь уже хорошо, а будет еще лучше, я тебе обещаю! – Тимофей приложил руку к сердцу в доказательство того, что слова его – не пустой звук.
– Я верю тебе, верю и люблю, очень люблю, – всхлипнула Арусяк, размазывая тушь по щекам.
– А если будет плохо, я тебя зарэжу, вах! – сказал Петр с характерным кавказским акцентом, делая ударение на «вах» и улыбаясь зятю.
– Слушайте, вы заставляете меня нервничать! Чуть что – сразу «зарежу»! Вы это серьезно? – Елизавета Анатольевна скомкала платочек и шмыгнула носом.
– Серьезно, серьезно, зарежет, глазом не моргнет, он у нас тако-о-ой, да-а-а, – пропела Аннушка и подмигнула мужу.