Книга Большая армянская свадьба - Эмилия Прыткина

– Хорошо, дядя Ваго, хорошо! – с жаром согласилась Арусяк.

Пока они шли, шурша мелким гравием, Арусяк смотрела на Ваго и думала о том, что в Харькове она бы так просто не отделалась и дело точно кончилось бы милицией. «Может, он тоже меня сейчас в участок сдаст?» – подумала Арусяк и с подозрением посмотрела на дядю Ваго.

– Сколько лет твоей сестре? – Дядя Ваго остановился и закурил сигарету.

– Двадцать три, как и мне.

– А муж есть, дети? – Дядя Ваго прищурился и выпустил облако дыма.

– Есть, ребенку три года уже.

– Эх, что в мире делается, – покачал головой Ваго.

Через триста метров он остановился возле каменных ступенек:

– Пойдешь наверх – как раз будет сорок четвертый дом.

– Спасибо, дядя Ваго, – улыбнулась Арусяк.

– Да не за что! Вот созреет алыча – приходи, бери сколько хочешь.

– Я к тому времени уеду уже.

– Ну, пусть дядя твой приходит. Привет передавай Соне, скажи, сторож Ваго передавал – трудная у нее профессия. – Ваго многозначительно посмотрел на Арусяк.

– Уж куда труднее, – зарделась Арусяк и подумала, что зря она все-таки сказала незнакомому человеку, что Соня работает дворничихой: профессия ведь не из лучших.

– Ну, тогда до свидания, Арусяк-джан, – улыбнулся дядя Ваго и медленной прихрамывающей походкой поплелся в сторону сада.

– До свидания, – помахала рукой Арусяк и покосилась на свои брюки. Идти в таком виде дальше было безумно стыдно. Через минуту она прижала ладони к задним карманам и, оглядываясь по сторонам, быстро-быстро засеменила в сторону первого подъезда, благо идти было недолго.

На лавочке сидел Сенулик и грыз алычу.

– Бить будешь? – невинно поинтересовался он.

– Нет, папе пожалуюсь, – ответила Арусяк.

– Ну и зря. Я, кстати, сидел в засаде и следил за тобой, хотел в дядю камень кинуть, отвлечь его – он бы за мной погнался, а ты бы убежала, честно-честно.

– Так я тебе и поверила! Кстати, воровать нехорошо. И врать – тоже.

– Знаю, я больше не буду. А ты точно папе пожалуешься? – заискивающе спросил Сенулик.

– Я подумаю, – ответила Арусяк.

– Ты хорошо подумай. Хочешь, я тебе отдам все деньги из своей копилки, а?

– Не хочу, веди меня к Соне.

В лифте Сенулик жалобно посмотрел на Арусяк:

– Ты уже подумала? Не будешь жаловаться?

– Не буду, не буду, только ты так больше не поступай.

– Честное слово, клянусь бабушкой Арусяк, – торжественно произнес Сенулик и скрутил за спиной дулю.

– Поклянись мамой и папой и не крути дули, я все видела.

Сенулик вздохнул, вытащил руки из-за спины и клятвенно пообещал никогда больше не бросать ее одну и не врать. Двери лифта открылись.

– Нам сюда, – сказал Сенулик, указывая на дверь, обитую коричневым дерматином, и позвонил.

Открыла тетя Марета.

– А-а, в гости пришли! Заходите, мы как раз обедаем! – радостно воскликнула она.

За столом в комнате сидели Соня с мужем, муж Мареты Гока и Коля. Семейство дружно хлебало спас[8].

Тетя Марета поставила перед Арусяк тарелку и села на свое место. Кроме Сенулика, который, как нашкодивший кот, косился на сестру и думал, выдаст ли она его с потрохами или все-таки сдержит слово, на Арусяк почти никто не обращал внимания. Коля быстренько доел, вскочил из-за стола и убежал в неизвестном направлении, прихватив с собой мужа Сони и Сенулика. Марета принялась оживленно болтать с Гокой, а Соня сидела как истукан и всем своим видом давала понять, что общаться с сестрой не намерена.

В глубине души Соня недолюбливала Арусяк, и причин на то была масса. Арусяк была красивой богатой дочерью своего отца, не обремененной никакими заботами и хлопотами, в то время как Соня, в семнадцать лет по большой любви выскочившая замуж за своего соседа Вачика, крутилась как белка в колесе: растила ребенка, сплетничала по вечерам с соседками, пилила мужа, ругалась с матерью и отцом и доставала брата мелкими поручениями. Жизнь домохозяйки Соню вполне устраивала, но время от времени она все же испытывала зависть к Арусяк. Приезд же двоюродной сестрицы и суета вокруг нее окончательно выбили Соню из колеи, и неприязнь стала только сильнее.

Ни о чем не подозревающая Арусяк с грустью смотрела на двоюродную сестру, переполняемая желанием хоть чем-то ей помочь.

Когда принесли кофе, Соня все же снизошла до разговора с двоюродной сестрой. Она села рядом и поинтересовалась, надолго ли Арусяк приехала в Ереван.

– Пока не знаю, – пожала плечами Арусяк, достала из пакета новую кофточку и протянула сестре: – Это тебе подарок.

Глаза Сони заблестели, она схватила кофточку и побежала в свою спальню мерить ее. Через пару минут Соня вернулась с кофточкой в руках, бросила ее на диван и сказала, что если Арусяк хотела поиздеваться над ней, то ей это удалось.

– Что-то не так? – Арусяк недоуменно посмотрела на сестру.

– Да она мне мала, у меня грудь не помещается в нее, – фыркнула Соня.

– Ну, прости, я не знала твоего размера.

– Ничего, обойдусь, – процедила сквозь зубы Соня и отвернулась.

Повисла пауза. Арусяк замялась и стала глазеть по сторонам, понимая, что пообщаться с сестрой по душам не получится. В дверь кто-то позвонил.

– Я открою, сидите, – сказал муж Мареты.

В коридоре послышалась ругань. Впрочем, Арусяк это нисколько не смутило, поскольку она уже привыкла к тому, что в Ереване люди сначала орут, машут кулаками, осыпают друг друга проклятиями, а потом мирятся и вместе пьют кофе. В комнату вбежала разъяренная женщина, грозно посмотрела на тетку Марету, плюхнулась в кресло и выпалила:

– Твой сын обязан жениться на моей дочери!

– Что? – удивилась Марета, чуть не подавившись конфетой.

– Что слышали! Если он не женится, я скажу своему мужу, и он его зарежет! Подлец он такой! Негодяй! Все знают, какой он у вас бесстыдник и лоботряс! – Женщина выхватила из вазы конфету и съела ее.

– А что случилось? – шепотом спросила Марета.

– Вчера вечером они сидели на лавочке, я сама видела! Сидели и целовались! А если я видела, то и другие могли видеть! Ты знаешь, как у нас слухи распространяются! Кто после этого женится на моей дочери? – все будут думать, что она испорченная! К тому же просто так девушек не целуют!

– Раз целовал, значит, любит. Раз любит – значит женится. Чего орешь? – флегматичным тоном сказал Гока.

– Когда женится? Мне надо знать точную дату!