Книга Родная речь - Йозеф Винклер

Вспоминалось, как однажды, вступив в соитие с одной девушкой, он подумал о своей матери, и у него возникло ощущение, будто детородный отросток его плоти сгнил в ее ране. Совершенно обескураженный, он оторвался от тела девицы, натянул на себя одежду и бросился бежать через лес, покуда не выбился из сил, потом уселся на какой-то пенек, злорадно потирая руки.

В гомосексуалистской газете, которую можно было купить в городе, он прочитал о том, как во времена первых олимпиад мальчики Эллады боролись за сперму победителей. Этот факт, как писала газета, исторически достоверно свидетельствует о том, что путем «сексуальной коммуникации» они стремились впитать силу своего идола. В наши дни охотники за автографами преследуют героев олимпиад и чемпионов мира.

В одной из венских газет он нашел заметку о мужчине, который стараниями хирургов превратился в женщину, после чего совершил тридцать шесть попыток самоубийства, и по его, или уже ее, просьбе врачи вновь сделали из него мужчину. «Теперь попытка самоубийства будет удачной», — подумал трансвестит.

С превеликим удовольствием он прикончил бы ножом красивого пса колли, который подбегал к нему на лесной дороге, буквально обнимал его передними лапами и совершал характерные кобелиные телодвижения; он убил бы похотливую тварь, так как вся эта сцена казалась ему оскорбительным намеком на его прекрасную и страшную жизнь.

На верхнем этаже крестьянского дома у него была своя умывальная комната, но он предпочитал спускаться в большую ванную, где вся семья и постоялец, молодой лесоруб, раздевались и вставали под душ. Одежда лесоруба лежала на плиточном полу. Он запирал дверь изнутри, вставал на колени и ощупывал нижнее белье парня. А на кухне, когда там никого не было, съедал кусочки сала, оставшиеся в тарелке нового постояльца, хотя и не мог пожаловаться на голод. Он заходил в комнату, отведенную лесорубу, убирал с кровати гитару и откидывал одеяло. Он не сводил глаз с бугрящихся спереди трусов работяги, когда тот выходил из ванной, чтобы взять на кухне носки или пожелать домочадцам спокойной ночи. «Вот бы он отдал мне почистить свои грязные ботинки. Если бы он поручал мне стирать свои носки! Приносил бы из парикмахерской свои отстриженные космы, чтобы у меня была закладка для книг! Я разглядываю швы на его ботинках, и мне хочется плакать, чтобы смягчить их заскорузлую кожу слезами и чтобы ему легче было ходить по лесу». Иногда в памяти возникал деревенский паренек из фильма «Лакомб Люсьен», который на киноафише держит в руках топор. На гонорар молодой актер купил себе мотоцикл и вскоре разбился насмерть.

Вся толпа, собравшаяся на сельской дискотеке, повернулась в сторону инвалида, танцующего на своей коляске. Никто над ним не смеялся. Его выступление было встречено аплодисментами, его окружили и начали танцевать вместе с ним. Если в комнате трансвестита на стенах — лица проигравших, раскрашенные посмертные маски Арнульфа Райнера, то на стенах сельской дискотеки — портреты австрийских чемпионов зимних Олимпийских игр и знаменитых лыжников, победителей мировых первенств и соревнований на Кубок мира. Перед местной гостиницей — гигантский деревянный фаллос с бюстом чемпиона мира по горнолыжному спорту. Дачники обоего пола любят фотографироваться под этим деревянным изваянием.

Выйдя на балкон, он наступил на зеленую резиновую перчатку, у которой было только четыре пальца. Он вздрогнул, вернулся в комнату и запер балконную дверь. Ему представилось, как его уже и так длинные ногти продолжают расти в виде зеленых резиновых щупалец. Николай, целиком предавшийся вечерней и ночной тоске, навеваемой телевидением, замедленно, как в кино, поднимает топор, чтобы расколоть на три части дровяной чурбан.

Клевер-пятилистник, по мнению Варвары Васильевны, приносит несчастье. «Каждый год я находила несколько таких, может, поэтому в моей жизни было столько невзгод, — сказала она в ответ на его слова о том, что в маленькой русской книжке он нашел два четырехлистника. — Им уж, наверное, лет по тридцать», — добавила она. У одного из них оторван листик, другой еще цел и лежит между страниц, прижатый к картинке с больной матерью на постели и ребенком, стоящим на коленях перед ней. «Никогда не думала, что дети будут так мало помогать мне, я ожидала большего». По вечерам она, как правило, устраивается на кухне в своем углу (ее угол там, где буфет, плита и всякая утварь, а угол хозяина там, где стоит диван), она сидит на табуретке и штопает или подшивает чулки и смотрит телевизор. Он присел рядом и спросил, отчего умер Карл, брат хозяина. Дело в том, что вчера он нашел в тумбочке красную книжечку — карманный календарь, какие выдают в банках по случаю юбилеев сберегательного дела, на пожелтевших страницах дрожащей рукой умирающего было написано: «Так хочетца протянуть вам / руку на прощание / да не льзя /вы уж на верно / получили телиграму / они говорят што / утром придет брат / но меня уже не застанет /я буду в лутшем мире / не поминайте лихом /вашего Карла /на всё воля Божья / да и вам не за чем / дома держать полоумного / они делают все / штобы я потерял рассудок…» «Да, Карл, — вздохнула она со слезами на глазах, — он умер от опухоли в голове, двадцати шести лет. У него еще в школьные годы затылок загноился, но он не обращал внимания, пока не начались страшные боли, в каких только больницах он не перебывал, а умер в венской клинике. Я нарочно положила книжонку в тумбочку, у кровати старшего сына. Пусть будет ему предостережением, уж очень он легкомысленно относится к своему здоровью, не всегда ест горячее, а у него и так хронические боли в желудке, пусть прочтет последнее слово своего дяди…»

На плите, ее кухонном алтаре, языки пламени лижут кастрюльку с белым или желтым (это зависит от степени свежести) молоком, покрытым толстой пенкой, похожей на ледяную корку в ободе колодца, по ней бегают мухи, и она такая же морщинистая, как и кожа на лице старой крестьянки, колдующей над этим молоком. Я вычихиваю из носа маленькие посмертные маски детей.

Склонившись над кормушками, коровы и телята поедают зеленую массу трех-, четырех- и пятилистного клевера. Десять розовых хрюшек-копилок сосут свиноматку. Поросята бестолково носятся, хлопая дверями кредитного учреждения, в поисках сосцов своих матерей. Лошади с пшеничными коронами на головах бегут по самой кромке горной вершины, ветер сечет их колючим снегом по белым бокам.

Пустые фирменные пакеты молочного комбината Верхней Каринтии синим ворохом свалены в хлеву у коровьих ног. Бык с букетом на голове, составленным в виде распятия, поднимается к кресту на вершине.

В горной деревне у порогов домов, где не жалуют туристов, сидят лающие псы. В горной деревне у цитаделей туристоненавистничества ждут своих гостей раскрашенные садовые гномы, чучела глухаря и лисицы. Посреди двора стоит старая дровяная телега с решетчатыми бортиками, как у детской кровати, пышно убранная снопами. Пятна крови забитых свиней без промедления присыпаются древесными опилками, чтобы не пугали дачников. Их босые подошвы осязают по утрам шерсть овечьих шкур, постеленных в качестве прикроватных ковриков. Будильник на тумбочке не звенит, а кричит петухом. Крестьянка, которая не может надоить столько молока, чтобы его хватило на двадцать дачников, сливает в бидон содержимое синих пакетов молочного комбината и, с ухмылкой пройдя мимо своих постояльцев, ставит бидон на угол стола так, чтобы все видели. Крики черта — немы, потому что из павлина сделали чучело, и теперь он стоит в сенях, глядя стеклянным глазом на гостей, переступающих порог дома.