Книга Дорога на Мачу-Пикчу - Николай Дежнев

— Если и эти мои, то пора открывать зоопарк! — попробовал я превратить все в шутку.

Но Карл шутить был не расположен.

— Луч сознания, как легко можно заметить, выхватывает из тьмы бессознательного лишь отдельные архетипы… — начал было он, но тут же осекся и воззрился на меня с таким видом, будто подозревал, что в учености своей я не пошел дальше букваря. — Вы когда — нибудь слышали это слово?

Как ни прискорбно признавать, но старикан был недалек от истины. Однако подтверждать его догадку я не стал, а изобразил на лице нечто высокомерное и презрительное. Мало ли каких слов не знает он, я же не тычу ему этим в физиономию!

Но Карла моя натужная мимика не обманула:

— Как же мне вам объяснить-то?.. — задумался он. — Трудная задача. Нынешние психологи любят жонглировать терминами, не утруждая себя их пониманием! Архетипы, господин Дорофеев, это нечто вроде сгустков энергии коллективного бессознательного, аккумулирующих в себе действия человека в типичных для него обстоятельствах. Их в нашей психике живет огромное множество и они не менее реальны, чем окружающая человека физическая действительность. Именно архетипы управляют во многом поведением личности, поскольку в них сконцентрирован опыт предшествующих поколений, начиная с времен появления жизни на земле.

— Нечто вроде основных компьютерных программ? — попробовал я подсказать.

— Если только в первом приближении, — согласился он со мной из вежливости. — Возьмем, к примеру, архетип брутальности, который руководит человеком в моменты опасности и тесно связан с ненавистью и агрессией! Он может проснуться не только в одной единственной личности, но и в целой нации, тогда в мире появляется фашизм и крайняя жестокость, с какой уничтожали собственный народ Сталин, а до него большевики. Древний призрак колоссальной разрушительной силы переживался людьми как массовый психоз, но не думайте, что опасность миновала. Во все времена человек носил, носит и будет носить в себе этого монстра, как неотъемлемую часть своей личности. Я дал этому архетипу имя «барбариан» от английского «варвар» или «барбарик», что значит жестокий. Что ж до внешности архетипов, они находят свое воплощение в привычных для человека образах.

Барбарик, — повторил я про себя, — барбариан, третьим в этом ряду должен стоять Барбаро! Такая похожесть не может быть простым совпадением.

Карл, тем временем, взял меня обходительно под ручку и продолжил:

— Сейчас мы спустимся вдоль луча сознания и я познакомлю вас с такими любопытными созданиями, уходить не захотите…

Я сделал попытку освободиться:

— Постойте, Карл, это очень важно! Если мы пройдем бессознательное до конца, я смогу найти дорогу в оставленный мною мир? Где-то там, — показал я рукой, — должна быть дверь…

Умолк, глядя на старика с надеждой. Он только покачал головой в круглой шапочке:

— Не хотел бы вас пугать, но!.. Те, кто уходит в глубины своего подсознания, назад уже не возвращаются. Грань между нормой и умопомешательством иллюзорна, ее можно перейти не заметив, а тогда уж обратной дороги нет. Билет в безумие всегда в один конец. Мир человеческой психики зыбок, в нем не на что опереться…

Карл замолчал и молчание это длилось долго. Не могу сказать, что меня охватило отчаяние, но и чаяния, если они у меня были, окончательно испарились. Тесею для выхода из лабиринта понадобилась нить Ариадны, мне оставалось полагаться лишь на себя самого. Я догадывался, что слова мои старика заденут, но делать было нечего:

— Не обижайтесь, Карл, но не могли бы мы оказаться в том месте, откуда начали спуск?

Он хмыкнул, как будто именно этого от меня и ждал. Выражение скорби на его лице сменила горькая ухмылка:

— Как будет угодно! По большому счету, я не познакомил вас и с сотой долей того, что вам стоило бы увидеть…

Луч прожектора погас и я услышал, как начали удаляться его шаги. Все люди одинаковы, ничего о себе не желают знать… — бормотал Карл на ходу и тихий голос его звучал горестно. Боясь остаться один, я поспешил за ним.

Не прошло и нескольких минут, как впереди забрезжил слабый свет и скоро мы оказались на песчаном склоне у валуна. За время нашего отсутствия туман вниз по склону несколько рассеялся, но подступал с вершины холма черной клубящейся стеной. Я тяжело опустился на камень. От нахлынувшей тоски хотелось выть. Делать-то что? Куда идти? Вернуться на берег Леты? Но это значит покориться своей участи, а уж Харон поставит в ней точку…

Вкрадчивый голос Карла вывел меня из прострации:

— Есть маленькая просьба, господин Дорофеев! Если в следующий раз вашим гидом окажется Зигмунд, сделайте милость, не говорите, как я о нем отзывался. Сами понимаете, мы коллеги, к тому же одно время я ходил у него в учениках…

Я обещал. Очень хотелось верить, что другого раза не будет. Поднялся, чтобы попрощаться со стариком, как вдруг в мою голову заскочила новая мысль:

— Скажите, Карл, а нельзя ли обойти лабиринт стороной?

Лицо его в бледном рассеянном свете сморщилось, на нем появилась гримаса обиженного в своих лучших чувствах человека:

— Попробуйте…

Я продолжал домогаться. Речь шла о жизни и смерти и не чьих-то там, а моих. Показал рукой в сторону сгущавшейся правее по склону белесой мглы.

— Что там за туманом?

Карл посмотрел на меня и понял, что так просто я не отступлюсь.

— Они называют свой вертеп Театром грез и иллюзий… — тяжело вздохнул. — Раньше это место было маленьким закутком, куда во время камлания наведывались шаманы, теперь там обосновались те, кто экспериментирует с измененным состоянием сознания… — хмыкнул с горечью: — Измененным! Хотя что такое сознание, пер се, ни малейшего представления не имеют. Жуткие, господин Дорофеев, наступили времена, одно слово — декаданс! — выставил, словно защищаясь, вперед ладонь. — Но меня это совершенно не касается, я в этот паноптикум ни ногой…

Сочтя свою миссию завершенной, он упер подбородок в грудь:

— Счастливо оставаться!

Оставаться?.. Где?.. Здесь?.. Ну уж нет! Я чувствовал, как в моих жилах вскипает злость. Нет, Карл, здесь я точно не останусь!.. Но старичка уже и след простыл. Из темноты до меня донесся звук его удалявшихся шагов…

10

Рабочий день профессора Ситникова выдался длинным, но усталости Павел Степанович не чувствовал. Ночью удалось выспаться, и не в кабинете на просиженном диване, а в собственной постели. В клинике многое успел, но была его душевному подъему и еще одна причина, о которой он вспоминал со смешком, как бы сам над собой подтрунивая, но вспоминал, а если быть точным, то не мог и не хотел о ней забыть.

Но и подыскивать случившемуся определение Ситников не спешил. Выбранные из будничного лексикона слова дают, как говорят психологи, установку, а какое у корабля имя, — думал Павел Степанович, сидя на ученом совете, — так он и поплывет. В точности то же самое происходит и с людьми. Описывая словами собственные чувства, человек, по сути, определяет свое к ним отношение, после чего психика в тайне от него принимается за подтасовку фактов, достраивает картину до требуемой. В результате желаемое выдается за действительное, что неизбежно приводит к разочарованиям и проблемам. Да и не мальчишка он, в конце-то концов, не восторженный гимназист, чтобы так вот, с первого взгляда…