Книга Янмэйская охота - Роман Суржиков

Семь обожал деньги, как и сам Бакли. Обожал настолько, что глаз туманился при одном слове «золото». Бакли назвал ему правильную сумму — и Семь стал его рабом.

Восемь ненавидел Деррила, своего барона. Влезал в любую драку и колотил кого попало, лишь бы выплеснуть часть этой ненависти. Бакли намекнул: стань моим человеком, и никогда больше не увидишь барона.

Девять слишком любил баб. В плаванье волком выл от голода, малевал сиськи на стене над своей койкой. Бакли пообещал ему плату не в деньгах, а в женщинах. «Представь, — сказал, — ты на торгах альтесс, и можешь купить не одну, не двух, а целую дюжину! Любых, каких только вообразишь! Сейчас придумай наперед — а потом просто выберешь согласно фантазии». Девять опьянел от одной мысли.

А у Дейва остался сынишка в Южном Пути. Дейв мечтал, чтобы паренек стал морским офицером, а не матросом, как отец. Но в мореходную школу нужны хорошие рекомендации и куча деньжищ. Бакли обещал Дейву больше, чем нужно, а в довесок пригрозил: «Предашь меня — вернусь в Южный Путь и найду твоего отпрыска. Уж я найду, не сомневайся». И Дейв тоже стал послушным псом, хотя проявил одно малое своеволие. Бакли велел своим слугам: «Забудьте имена, они теперь ни к чему. Ты будешь Семь, ты — Восемь, ты — Девять, а ты…» Трое согласились, но Дейв отрезал: «Я — Дейв, чтоб мне в земле не лежать!»

Корвет «Пес на бочке» одолжил для предприятия барон Грейхаунд — вассал маркиза Грейсенда, вассала герцога Лабелина. На этом быстроходном судне Бакли и его четверка опередили остальную эскадру и прибыли в Лаэм тремя днями раньше «Величавой» — и раньше того часа, когда о визите Лабелинов заговорит весь город. Пузатый зверь, за чьей шкурой охотился Бакли, еще не мог подозревать, как близка опасность.

* * *

Бакли взялся за дело, не теряя ни минуты. Когда солнце показало розовый бок над горизонтом, и дворники зашуршали метлами в богатых кварталах, и первые извозчики и водовозы выкатили на улицы, протирая глаза кулаками, — Бакли уже был на площади. На той самой, где еще чернели на мостовой остатки сажи от костров мастера Гортензия. Бакли выдал парням по горсти агаток, и они разошлись в стороны, перехватывая каждого, кто показывал на площадь свой ранний нос. Водовозы и извозчики — как раз нужная публика!

— Небесный корабль? Х а-ха-ха! Был такой, кто ж его забудет! Здоровенное такое чучело торчало прямо вон там, где сажа.

— Да-да, так и было, истопник Гортензий на свою беду изобрел. Денег вкинул ого, а прибыли — пшик. И правильно: подумал бы сначала, кому оно надо, а потом изобретал.

— Проклятущая штука! Хорошо, что улетела!

Дело сразу заладилось, опрос пошел как по маслу. Все помнили небесный корабль и его создателя, и даже некоего Хорама, купившего шар.

— Был такой чудак откуда-то с севера. Шатался тут с бородой. Вроде, звался Хорамом. Да, точно.

— Он, кажись, недавно разбогател и не успел понять, что с деньжищами делать. Так и норовил спустить на чепуху.

— Ага, он, он шар купил! Я хорошо помню: Гортензий от счастья всю площадь угостил вином!

— Я тоже помню. Дешевым.

Люди Бакли перешли к главному вопросу: куда делся этот Хорам?

— Тьху! Кто ж его знает!

— Укатил — и скатертью дорога. Не больно-то скучаем.

— Не укатил, а улетел! Ха-ха-ха!

— Слава богам, что улетел. А то понаехали в Лаэм — дышать тесно.

Парни Могера насели плотнее — посулили монету, потрясли за грудки.

— Эй, руки-то не распускай! Ты в Лаэме, у нас тут так дела не делаются!

— Агатка — это хорошо, а две еще лучше. Давай сюда, скажу ценное известие. Этот Хорам был приезжий, и не откуда-нибудь, а кажись из Короны. Точно, точно из Короны! Он, поди, туда и вернулся с шаром!

— Монета, говоришь? Премного благодарствую. Скажу такое, что не пожалеешь: вместе с Хорамом укатил и Гортензий! Поехал присматривать за шаром и получше его совершенствовать. Будто навоз улучшится от сахарной присыпки.

— Куда?.. Да почем мне знать! Гортензий тоже был приезжий. С какого-то городишки, что их тьма окрест Лаэма. Вот, поди, к нему домой и укатили.

Час за часом парни Могера Бакли продолжали свои расспросы, все больше зверея от неудач. Когда солнце поднялось в зенит, стало очевидно: лаэмцы мысленно помещают свой город в самый центр мироздания. Все, что происходит здесь, имеет вселенскую важность и впечатывается в память, но стоило Хораму покинуть город — он сразу исчез из внимания. Пожалуй, и помнили-то горожане не его самого, а лишь его чудачества — озаренные величием города, в котором случились.

— Чертовы южане! Чтобы им всем сдохнуть! — проревел Восемь.

— Мрази, — согласился Девять. — Все с бабами ходят.

Парни успели заметить, что всякий лаэмец, если он не бедняк, передвигается в сопровождении женщины, а то и нескольких. Это обстоятельство не давало Девятке покоя.

— Слышь, Могер, может нам того-сего, в бордель? От расспросов явно толку нету, так чего торчать на жаре?

— Сначала Хорам, потом бордель, понял меня? Не найдем говнюка — я тебе такой бордель устрою!

— Он прав, Бакли, — поддержал Семь. — От расспросов уже толку нет, люди-то все те же. Вон того извозчика уже по третьему кругу пытали…

— Спрашивайте еще, тьма вас сожри! Приносите пользу!

— Любопытно, кого он пялил?.. — бросил в пространство Девять.

— Дай ему в ухо, — приказал Бакли Восьмерке, и лишь потом сообразил: Девять дело говорит.

Снова прошлись по водовозам, извозчикам, торговцам чаем и сладостями, только на сей раз с новым вопросом: была у Хорама баба? Можно ее найти?

— Не припомню. Наоборот: припомню, что не. Не было у него бабы, я еще сильно удивился.

— Никакой. Вот никакошенькой.

— Он, наверное, был из этих, фффиииуууу… — выразительный жест согнутого пальца.

— Да точно из этих! Он жеж потому и шар купил — ему уже не страшно было, даже без шара все равно не стоит!

— Но постойте… у вас еще агатки остались?.. Четыре в самый раз, а восемь — вдвое лучше, число-то святое. Благодарствую, славный!.. Этот Хорам потом купил себе альтессу. Незадолго как уехать, он здесь появлялся с такой… Э. У.

Со звуком «э» торгаш растянул пальцами глаза, со звуком «у» — прогладил ладонью плоскую грудь.

— Шаванку что ли?

— Ее.

— А где купил?

— А где их покупают? В Чайном порту, знамо дело, на Изобильном спуске.

Команда Могера Бакли переместилась на Изобильный спуск. То был целый проспект, сходящий к гавани, и застроенный чайными разного пошиба, от скромных домишек до белокупольных дворцов. В котором из них побывал Хармон — так и не выяснилось. Пришлось посетить все.

Дело шло идовски медленно и дорого. Оказалось, в шиммерийских чайных домах платят не за чай, а за вход. Привратники отказывались отвечать на любые вопросы, пока не оплатишь посещение, а уж о том, чтобы задаром увидеть хозяина чайной, речь даже не шла. Семь бесился с каждой монетой, отданной привратникам, ослеп от ярости и стал бесполезен. Восемь искал повода для драки и врезал в глаз одному особо наглому лакею — пришлось заплатить втрое, чтобы не вызвали шерифа. Девять охотно платил и входил в чайные — но принимался глазеть на вкусных служанок в полупрозрачных платьях и не справлялся с расспросами. Пользу приносил лишь Дейв, ну и сам Бакли.