Книга Ковчег царя Айя. Роман-хроника - Валерий Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через несколько мгновений, словно опомнившись, Луиза резко отстранила от себя графа.
– Шарль, мне же надо уходить, Шарль, ты ведь знаешь…
Но граф ничего не хотел слышать. Он крепко обнял ее и принялся с жаром целовать. Вот его язык прошелся по влажным губам Лу. И вот уже два языка, будто два язычка пламени, заплясали, касаясь друг друга, словно радуясь нечаянной встрече. В это мгновение Луиза отдалась чувству, понимая, что быстро выбраться из объятий Шарля ей все равно не удастся.
– О, Шарль, подожди…, – наконец взмолилась она, – давай выпьем вина, как ты хотел.
Граф высвободил свои руки и быстро наполнил бокальчики. Лу взяла один из них, не успела отпить, как увидела, что граф сразу, в два глотка, выпил свой напиток.
– А ты?
– И я, – ответила Луиза.
Она не спеша выпила вино и тут же, обхватив Шарля руками, прижалась губами к его губам. Граф вновь провел кончиком языка по ее устам. Но Лу вдруг сама с силой прильнула к его губам, и Шарль ощутил, как в его уста вливается какая-то лавина холода. Лед и пламень! «Так это же вино!» – догадался Шарль. Оказывается, Луиза, осушив свой бокал, держала несколько секунд напиток во рту и вот теперь «вернула» его любимому таким необычным способом. Оказывается, так сладко бывает то, что при иных обстоятельствах могло бы вызвать неприязнь. Но, когда любишь…
Спустя несколько минут граф, наконец, отпустил Лу. Но отпустил лишь для того, чтобы проговорить одну фразу:
– Пошли в спальню.
Луиза, у которой голова шла кругом, пыталась как-то сопротивляться, шепча одно и то же:
– Шарль, милый Шарль, мне же пора.
Но против горячего напора ей устоять уже было невозможно.
Граф увлек свою любовницу в спальню, которая находилась рядышком с комнатой, где они только что обедали, и повалился вместе с ней на широкую кровать.
– Шарль…, – только и простонала Луиза.
Целую ночь накануне они уже предавались любовным утехам. Шарль был на этот раз просто неутомим. Лишь к утру он угомонился и уснул. Казалось, он, утолив «любовный» голод, сможет на какое-то время забыть о Луизе. Оставалось лишь спокойно позавтракать и распрощаться. Но завтрак, как мы видим, перерос в новую страсть, и любовники вновь оказались в спальне.
– Шарль, подожди, подожди, я ведь одета, нельзя мять платье! – воскликнула Луиза и засмеялась. – Ну же, Шарль, отпусти меня!
Граф на мгновение ослабил объятия, и красавица тут же, сев, ловко сбросила на пол белые туфельки с каблучками, напоминающими рюмочки, и принялась снимать чулки, в верхней части которых была приколота алая шелковая розочка.
– Не надо! – скомандовал граф, – дальше я сам.
Он сел, рывком расстегнул пуговицы и сбросил с себя сюртук, который мягко упал на туфельки Луизы. И тут же принялся бережно, лаская ножки любимой, стягивать с них белые чулки.
Надо сказать, что спальня, обставленная также изысканно, как и столовая, по цветовому тону разительно от нее отличалась. Если в первой преобладали мягкие, пастельные тона, то здесь, в спальне, вовсю бушевали малиновые оттенки. Начиная от занавесок и заканчивая пуфиком у круглого зеркала, все переливалось малиновым цветом. Лишь шелковое покрывало на кровати оказалось белым. Но оно сейчас и Шарлю, и Луизе было без надобности, поэтому покрывало улеглось прямо на графский сюртук. И, конечно же, запах духов. По всей спальне распространялся этот дивный, тонкий аромат, заставлявший фантазировать и поощрявший здесь совершать любые вольности.
Шарль умеючи, очень быстро раздел любимую женщину и так же стремительно разоблачился сам. Не теряя ни секунды, он с жаром принялся ее целовать. Всю, до кончиков ее пальцев на ногах, при этом возбуждаясь все больше и больше. А Луиза… Впрочем, только сейчас во всей ее прекрасной наготе можно было оценить эту женщину.
Трудно описать во всех оттенках восход зари над горной долиной или томление ночного озера под парящими над ними июльскими звездами. Точно также невозможно описать красоту Луизы. Белая кожа была необыкновенно нежной и бархатистой. Ноги длинные и идеальной формы, заканчивались лодочкой изящной стопы. Талия узкая, как у девочки, а остальное…
Шарль именно сейчас целовал ее изысканный пупок, время от времени прикладываясь к коже с жадностью младенца, желающего извлечь из груди кормилицы побольше молока. Вот мужчина опустился чуть ниже, и его усы юркнули в пушистый треугольник, всегда возбуждавший воображение не только горячих французов. Спустя мгновение Луиза взмолилась:
– О Шарль!
Она запустила свои длинные пальцы в его черные, вьющиеся волосы, стараясь до последнего не терять рассудок: «Лети, мой милый, лети…»
Да, она любила этого человека. Мало кто из встречавшихся в жизни мужчин мог доставить такое удовольствие, полное изыска и глубины. Но Шарль… Он ведь был не просто искусным любовником. Он обожал ее. И вдохновлялся этим чувством так, что становился просто неистовым, отдавая любимой всего себя без остатка.
Но «тонкая» Лу слегка умерила его пыл, стараясь оттянуть приближение острого момента. Чуть позже, в то мгновение, когда граф слегка успокоился, она, наоборот, подбодрила его. Чувствовалось, что это настоящая мастерица. И рядом с ней любой, самый никудышный любовник, мог стать достойным и уважающим себя мужчиной. А Шарль…
– О Господи! Шарль…
Руки Лу скользнули по жаркому телу графа, и она уже готова была впиться своими острыми коготками в мускулистые, пропитанные влагой мышцы.
За окном вовсю бушевало солнце, но плотные малиновые занавеси не пропускали в спальню неуместные сейчас лучи света, сохраняя над кроватью уютный полумрак любви.
Спустя четверть часа Луиза скользнула с кровати и на пяточках, по-детски, потопала по холодному мраморному полу к валявшимся посреди комнаты чулкам. Быстро вернулась, выхватив из-под сброшенного на пол покрывала белые туфельки и поставила их рядышком.
В ту же секунду замерла, спиной почувствовав на себе взгляд любимого мужчины. Быстро повернулась и поцеловала Шарля в губы, крепко сжав ладошками его голову.
– Лу…, – прошептал граф.
– Да, мне пора.
Луиза стала быстро и ловко одеваться, а Шарль неподвижно лежал на кровати и молча наблюдал за ее передвижениями по спальне. Вот она подошла к окну и слегка отдернула тяжелую малиновую занавеску, вот уселась на мягкий пуфик перед круглым зеркалом и жесткой щеткой стала причесываться. Затем ее рука коснулась нарисованной на правой щеке мушке, как бы проверяя наличие непременного атрибута женской красоты.
– Лу!
– Да, Шарль.
– Лу, я тебя люблю.
