Книга Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина

И сам отнёс эту бумагу в кабинет к Татьяне Георгиевне Мальцевой.

«Своих» было приказано… Пардон, испрошено. Разве можно было приказывать Людмиле Прокофьевне? Своих было испрошено пропускать в любое время. Так что Родин понуро миновал секретаря главврача, механически кивнув. Хотя она прожигала его взглядом поверх очков. У Мальцевой был посетитель. Впрочем, уговор дороже денег. Сказано: в любое время — отлично! Вот оно — любое время.

Родин толкнул тяжёлую дверь, зашёл… Татьяна Георгиевна пила кофе со смешливым посетителем, в мягком уголке у журнального столика. Они оба смеялись. Посетитель был в цивильном. Вроде как знакомое лицо. А, возможно, просто все казахи похожи друг на друга. Вроде как знакомый незнакомец даже приветливо кивнул. Может, просто воспитанный. Родин кивнул в ответ. Улыбка сегодня не очень получалась.

— Заходите! Заходите, Сергей Станиславович! Присаживайтесь к нам! — Радушно пригласила Мальцева. — Чай? Кофе?

— Татьяна Георгиевна, извините, что я вас отвлёк. Я не знал, что у вас… Я вот, собственно.

Родин протянул Мальцевой докладную. Она пробежала. Посмотрела на Сергея Станиславовича. И представила ему казаха.

— Знакомьтесь, Сергей Станиславович. Ерлан Даниярович Байжанов. Новый заведующий отделением патологии беременности. Ерлан Даниярович — Родин, Сергей Станиславович.

Мужчины пожали друг другу руки. Причём казах не переставал сиять, как пасхальное яйцо.

— Да мы, собственно, знакомы с Сергеем Станиславовичем.

Точно! Родин вспомнил! Они учились в одном медицинском вузе! Только казах на несколько курсов старше!

Ерлан всё не отпускал руку Родина.

— Я-то, понятно, ничем не примечательный казахский паренёк. А таких рыжих, как Сергей Станиславович — считанные единицы у нас. Разве, в Ирландии… Да первый актёр всея института!

— А вы были ленинским степендиатом! — Вдруг вспомнил Родин. — И всегда хотели стать акушером-гинекологом.

— И не только хотел. Но, как видите, стал. Долгое время работал на клинической базе Казанской академии последипломного образования. Хотя я казах, а не татарин, — рассмеялся Ерлан Даниярович.

— Вы лично знакомы с Александром Юрьевичем Ратнером?! — Воскликнул Сергей Станиславович.

— Был. Был знаком. Светлая ему память. Мало того — имею честь считать себя в некотором роде его учеником. Он был руководителем моей кандидатской и консультантом моей докторской. Мои работы были на стыке специальностей. Акушерство-гинекология и неонатология. Перинатология. Но такой науки официально ещё не было. Соответственно — у диссертаций два шифра…

Не дожидаясь окончания речи, Сергей Станиславович бросился на Ерлана Данияровича с объятиями. Да так, что тот несколько опешил.

— Вот видите, как горячо приветствует вас наш начмед по акушерству и гинекологии! — Рассмеялась Татьяна Георгиевна. — А вы боялись, что вас не примет коллектив, опасались сложностей ассимиляции… Ну всё, всё!

Мальцева мягко оторвала Родина от Байжанова. Усадила в кресло. Налила кофе. Подала, подмигнув:

— Неужели ты думал, что я не искала заведующего отделением патологии беременности?

Затем обратилась к казаху:

— А вам, боюсь, придётся приступить не через неделю, как планировалось. А завтра. Совместно с Ельским нужно будет осмотреть пятерых детей, выработать тактику лечения, прогноз… Ваш предшественник опрометчиво увлёкся новомодными веяниями и, не поставив в известность Сергея Станиславовича, сделал пять «естественных кесаревых».

У Ерлана Данияровича заходили желваки и взгляд запылал дьявольским огнём. Но он лишь сдержанно сказал:

— Осмотрим. Выработаем.

А Родину вдруг стало хорошо и легко.

— Тань. Мы в пятницу… Завтра уже, да. … Собираемся посидеть в нашем ресторане. Ты приходи, а? И вы, Ерлан Байжанович, приходите.

Новый, ещё не вступивший в должность заведующий, вежливо отказался. Мол, сперва надо толком в должность вступить. А потом уж по ресторанам. Может, неудобно было человеку перед главврачом. Родин, тоже ещё. Нашёл место, где в кабак звать. Да и Татьяна Георгиевна смутилась. Что-то пробормотала невнятное. В любом случае — Родину стало хорошо и легко. В конце концов, ляпнуть глупость и бестактность в кабинете пусть и главного врача — это не холера, не родовая травма, и не обезглавленное отделение.

И он с удовольствием выпил кофе.

* * *

В пятницу сидели в «нашем» ресторане[24]. Сиротливо как-то сидели. Был Ельский. Сам. Хмурый. Поглядывал на часы. Разумеется, был Святогорский. Бессменный председатель кабацких собраний. Была Тыдыбыр, рядом с которой сидел счастливый патанатом Василий Александрович Майков. (О, нет-нет! Ничего такого! Анастасия Евгеньевна позволила всего лишь несколько раз сводить себя в ресторан. И ещё несколько раз — в театр. И ещё они прогуливались по бульварам. Он задаривал Настеньку цветами, и это ей льстило. Как и внимание такого взрослого мужчины, но… Она не знала.) Был всё ещё хромающий, но уже куда как бодрый заведующий урологией. В компанию отлично влились старший сын Панина, женившийся на своей медсестре. Были Родин с Поцелуевой. И операционная Любовь. Было вроде и шумно, и весело… Но как-то сиротливо без Марго. И без Мальцевой. И без Панина. И даже без давно уже не интерна Денисова, которого все по привычке именовали интерном.

И даже Святогорский вещал как-то без былого огонька.

— Да! — Подыгрывая на стариковский лад, вздыхал он. — Утратили молодые чуйку! Не знают, не читают! Не думают!

— Зря вы так, Аркадий Петрович! — Надувалась Настенька Разова. — Всё совсем не так плохо…

— Не так плохо — это как? Как могло бы быть? — Тут же перехватывал Святогорский. — Вот скажи, ты в детстве крестиком вышивала?

— Зачем это?

— Затем! Затем, что Александр Юрьевич Ратнер, заслуженный деятель науки Российской Федерации и Республики Татарстан, профессор, детский невролог и просто умнейший человек и всё такое, уже давным-давно сказал, что большинство интранатальных травм происходит из-за так называемых деревянных рук акушера. И, увы, таковыми и являющихся. А откуда берутся деревянные руки?! А оттуда! Из детства. Из детства, в котором уже ты не вышивала крестиком, не лепила из пластилина, не играла на пианино…

— Я играла на пианино! Играла! — Возмутилась Настенька.

— Ой! И сколько ты на нём играла?

— Три года. Потом мне поменяли учительницу и я…

— Понятно, понятно! — Святогорский почему-то вместо обыкновенного своего лихого благодушия впал в раздражение. — Тыдыбыр по айфону пальцами свои извилины разглаживала куда как дольше!

Оксана Анатольевна незаметно под столом стукнула анестезиолога по ноге.