Книга Нить - Виктория Хислоп

– Ну что, достаем шкатулку?

Катерина подтащила стул к высокой полке, забралась на него и дотянулась до деревянной шкатулки. Коробка была чуть ли не с саму девочку размером, но та все же подняла ее, сняла с полки и подала кирии Морено, которая поставила шкатулку в центр стола.

Катерина погладила ладонью крышку, наслаждаясь ее приятной гладкостью, провела пальцем по врезанному в нее искусному изображению граната. Шкатулка была овальная, отделанная изнутри бледно-розовым шелком, и с внутренней стороны крышки тоже была шелковая подушечка. Внутри шкатулка была разделена на маленькие ячейки, в которых лежали катушки белых хлопковых ниток для кружев, длинные полоски газовой ткани для окантовки, мотки шелковых нитей в пастельных тонах, крохотные катушки, тоньше мизинца, а в подушечку на крышке были воткнуты иголки разных размеров, по порядку.

Из другой шкатулки, поменьше, Роза Морено достала кусок шелкового полотна, бережно переложенного слоями ткани. Оно предназначалось для свадебного наряда дочери богатого клиента, который не поскупился ни на платье, что шили в мастерской, ни на белье под него.

Обе уселись рядом за стол, так, чтобы Катерина могла смотреть, как работает Роза, и учиться.

– Передай-ка, пожалуйста.

Катерина взяла в руки невесомый шелк, и он заструился по пальцам, как прохладная вода.

– Вот, – хихикнула она, кладя материю на льняную скатерть. – Ее как будто и вовсе нет!

– Это самая тонкая ткань, какую только вообще можно сшить, – сказала кирия Морено. – Еще тоньше – и для нее просто иголки подходящей не найдется.

У Катерины в работе тоже был кусок шелковой ткани – крепдешин. Она уже вышила кайму, а теперь приступила к надписи. Девочка намеревалась вышить целиком имя – такими же каллиграфическими буквами, какие ее учительница вышивала на белье. Это требовало большого искусства и сосредоточенности – нужно было вкалывать кончик иголки правильно, так, чтобы не повредить ткань, однако у девочки была твердая рука и словно бы врожденное мастерство.

– Вденешь мне в иголку номер восемь?

«Номер восемь» – это была самая тонкая нитка, которая могла легко проскользнуть сквозь ткань, не оставив следа. Кирия Морено разделяла шелковую нитку на две, а потом каждую – еще на две, и тогда для вышивания оставалось волокно тоньше человеческого волоса. Тут-то, чтобы вдеть его в иголку, и нужны были острые, как у орла, глаза Катерины. Узелок она не завязывала – конец нити вплетался в ткань так, что его не было видно.

Обе принялись за вышивание. Искусство состояло в том, чтобы «выписать» имя стежками, да так, чтобы оно походило на настоящую быструю подпись – это делало вещь неповторимо-личной.

Так они работали еще час или дольше под приглушенные звуки непрекращающейся ссоры за стеной. Роза что-то мурлыкала за шитьем – тихо-тихо, себе под нос, изредка бросая взгляд на Катерину, которая все так же аккуратно вышивала имя, с каждым стежком приближаясь к цветку, которым собиралась завершить работу.

– Великолепно, дорогая, ни одного изъяна, – сказала Роза. – Но не пора ли тебе домой?

– Я хочу закончить, – ни секунды не колеблясь, отозвалась Катерина. – Да ведь когда будет пора, кирия Евгения меня позовет.

– Мне-то уже хватит, глаза совсем устали, но за компанию еще посижу. Вот Саул придет, тогда закончу.

Кирия Морено уже вышила бледно-розовой ниткой имя на кюлотах, аккуратно сложила их и убрала в шкатулку, а затем перевязала ее ленточкой. Теперь им там лежать до самой свадьбы.

После этого она взялась за работу, которой занималась для собственного удовольствия. Это была вышивка – готовая и в то же время незаконченная, бесконечная работа, которую можно было доделывать всю жизнь: вышитое одеяло, что давно уже лежало на кровати, с аппликациями в виде птиц, фруктов, цветов и бабочек. Роза всегда находила, куда еще можно втиснуть маленькую гроздь винограда, веточку жасмина или, как сегодня, апельсинового цвета.

– Это мой маленький рай, – говорила она.

Для Розы Морено это одеяло, согревавшее по ночам их с мужем, имело огромное символическое значение.

– Даже если проживу еще тысячу лет, – говорила она, – все равно его не закончу. У этой работы есть только начало, а конца ей не будет.

Слова Розы отпечатались в памяти Катерины. С этих пор любовь и шитье для нее остались связанными навсегда.

За каких-нибудь несколько минут до того, как Саул пришел домой, Катерина сделала последний стежок и с гордостью выложила готовую работу на стол, а тоненькую иголку воткнула в мягкую внутреннюю сторону крышки.

– Прекрасно, Катерина, – проговорила Роза, откладывая свое рукоделие, чтобы полюбоваться на Катеринину вышивку. Она уже несколько недель смотрела, как девочка работает, – без сомнения, ничего лучше она еще не делала. – Давай поищем какую-нибудь салфетку, завернуть.

Когда вышивка была завернута, Катерине настало время идти домой. Запах фаршированных овощей, гемисты, которую готовила Евгения, доносился сюда из соседнего дома и говорил о том, что ужин почти готов.

Спор по поводу будущего близнецов так и не утих и продолжался за столом.

– Вон Исаак уже ушел из школы, и ничего! – ныла София.

– А нам почему нельзя? – подхватила Мария.

Евгения спокойно резала помидоры в салат. Ее близнецы никогда не любили школу, и она знала, что они частенько прогуливают уроки. Двойняшки явно не видели большого смысла в образовании, им хотелось поскорее вырваться в большой мир и наслаждаться свободой.

– Исаак – другое дело. Он войдет в семейное предприятие. Будет подмастерьем, – спокойно ответила мать.

Три девочки за столом ждали ужина. Мария в волнении крошила ломоть хлеба на маленькие кусочки. София, которая всегда высказывалась за обеих, не отступала.

– А мы почему не можем быть подмастерьями?

– Можете. Можно попытаться найти места учениц у ткачих. Или я сама вас буду учить.

– Но мы не хотим делать то, что делаешь ты.

Евгения знала не хуже самих близнецов, что у них слишком мало терпения, чтобы быть ткачихами или швеями. София раз сумела дошить образец, хотя и очень неуклюже, а у Марии гибкости пальцев не хватало даже на самые простые швы. И все же матери не хотелось, чтобы дочки шли в табачницы. Кто знает, куда такая жизнь их заведет.

Спор повторялся по кругу снова и снова. Катерина сидела молча. Съела то, что лежало перед ней на тарелке, и потихоньку отошла к кровати. Вынула из кармана завернутый в салфетку подарок и сунула под подушку.

Наутро, перед тем как идти в школу, Катерина положила свой подарок на табуретку возле ткацкого станка. Сегодня у Евгении были именины, и девочка знала, что, управившись со всеми делами по хозяйству, она сядет ткать.

Когда Евгения развернула сверток и носовой платок упал ей в ладонь, глаза у нее широко распахнулись от удивления. Что-то потрясло ее даже сильнее, чем вышитые с безукоризненным искусством ее собственное имя и лепестки розы, на которых видна была тень. Над великолепно вышитым цветком летела бабочка – с крыльями, с усиками. Точность деталей была поразительной. С платком в руке Евгения поспешила в соседний дом.