Книга Нить - Виктория Хислоп

Ольга иногда недоумевала: о чем это он? Какое еще состояние ему нужно?

В первые же дни в заново отстроенном доме Ольга заметила, как сильно Димитрий скучает по старым друзьям, и стала уговаривать его сходить повидаться с ними. Все усиливающиеся страхи не давали ей самой добраться до улицы Ирини, но ей не хотелось, чтобы и сын потерял своих давних приятелей.

Однажды Димитрий увидел, что они идут мимо, и побежал к ним. Ольга наблюдала за этой компанией с балкона.

Глядя вниз на толпы людей, движущихся по набережной навстречу друг другу, она с особенной силой ощутила свое одиночество. Что-то в душе тянулось туда, к ним. Она видела сына с друзьями и тысячи других людей, прогуливающихся на солнце в выходной, наслаждающихся опьяняющей смесью тепла, свежего ветерка и света, и это была привычная картина. Чувство, что она заперта не только в стенах дома, но и в собственном теле, невидимым барьером стояло между ней и другими.

Теперь она совсем не могла заставить себя выйти из дома. Летом ее угнетала жара, а зимой от сырости ломило кости. Но это были не единственные причины. Четыре стены роскошного дома стали клеткой, внутри которой она чувствовала себя в безопасности. Ей подавали еду, шили одежду, парикмахер приходил на дом укладывать ей волосы, а теперь и сын мог ходить по улицам без ее сопровождения и присмотра. С тех пор как они вернулись сюда с улицы Ирини, мир за окнами стал вызывать у Ольги необъяснимый страх, и простое нежелание выходить превратилось в настоящую панику.

Константиноса Комниноса тайная фобия жены ничуть не беспокоила. Он часто приглашал важных клиентов в дом на ужин, и Ольга в этих случаях была неизменно безупречна – это касалось как внешности, так и расположения духа. Зимой она надевала строгие платья, демонстрирующие качество тяжелых богатых тканей, на которых специализировался Комнинос, а летом – более легкие. Иногда, если клиент был из самых важных, нанимали портного, чтобы сшил что-то специально для такого случая. К примеру, когда у них гостил французский кутюрье, Ольга встретила его в красно-бело-голубом наряде. В этот вечер даже Димитрия позвали прочитать стихи по-французски.

Ольга больше не смотрела на улицу – дети скрылись из виду. Она представила, как они прямо руками едят треугольные пирожные, потягивают лимонад, купленный у уличного торговца, совсем как она сама, когда была маленькой. Женщина опустила жалюзи и вернулась в полутемную комнату, отдыхать. В положенное время Димитрий придет домой, и лицо у него будет сиять от солнца и смеха.

Исаак всегда следил за тем, чтобы девочки тоже были дома вовремя. Он чувствовал себя ответственным за них, и Евгения была рада, что рядом с ними такой крепкий и самостоятельный мальчик, который не даст им попасть в беду. Софии с Марией исполнилось по четырнадцать лет – почти тот возраст, когда не стоит ходить одним, без сопровождения.

Двойняшки заканчивали школу и уже заявили, что не хотят идти по стопам матери и становиться ткачихами. Им хотелось работать на свежем воздухе. К ужасу матери, дочки сообщили ей, что собираются перебирать табачные листья. Какой-то фермер уже приходил в школу, искал среди учеников желающих поработать, и София с Марией тоже записались.

– Но почему бы вам не заняться ремеслом? – взмолилась мать. – Если начнете учиться чему-нибудь сейчас, к двадцати годам будете мастерицами. Неужели не хотите?

– Мы не хотим всю жизнь просидеть в темной комнате, – возразила София.

– И хотим работать там, где много людей, – сказала Мария.

– И чтобы платили сдельно.

– Но с ткачеством ведь то же самое. Мне платят за каждый сотканный ковер.

– Только на один ковер у тебя уходит несколько месяцев!

– Это еще не значит, что в месяц я заработаю меньше, чем те, кому раз в неделю платят за сортировку табака!

Но похоже было, что девочек кто-то уже хорошенько постарался убедить, будто их будущее в табачном деле, процветавшем в Северной Греции.

Катерина сидела, забившись в угол. Она была еще слишком мала, чтобы наниматься на работу к фермерам, приходившим в школу, и в любом случае она не поддалась бы на их пропаганду. Когда в доме разгорались споры, она потихоньку выскальзывала за дверь.

Роза Морено любила, когда Катерина приходила к ней. Сама она всегда была занята, в любое время дня, но за работой можно было славно поболтать. Обычно рядом на вешалке плотным строем висели законченные за сегодняшний день пиджаки с безукоризненно отделанными петлями и пришитыми пуговицами (а на двубортных пиджаках их целая дюжина, да еще маленькие пуговички на манжетах). В последнюю очередь Роза пришивала к атласной подкладке этикетку «Морено и сыновья – лучшие портные в Салониках».

– Каждый раз, когда я заканчиваю вещь и читаю эти слова, – говорила она Катерине, – меня охватывает гордость.

Первым в династии Морено был прадед Саула, и теперь их ремесло продолжалось уже в третьем поколении. А у них двое сыновей, значит будет и четвертое.

Большую часть дня Роза Морено работала с костюмными тканями: зимой это были шерсть и твид, летом иногда добавлялся лен. Уже больше тысячи раз Катерина наблюдала, как она аккуратными, ритмичными движениями обшивает петлю для пуговицы. Катерину завораживало это зрелище: человек работает, как машина. Но приходила она не за этим.

Роза занималась не только окончательной отделкой костюмов, но еще и ажурным вязанием крючком и вышивкой, которую часто заказывали для приданого. Этим своим мастерством она славилась среди богатых европейских клиенток и рада была обучить ему девочку с такими ловкими пальцами, каких она еще никогда не видела. Она учила Катерину всему, от самых основ (кожа на руках всегда должна быть гладкая, чтобы ткань не цеплялась) до тонкостей – как важно правильно продевать шелковую нить, так, чтобы она ложилась вдоль утка ткани. Такие мелочи в этом ремесле были необычайно важны и, раз заученные, уже никогда не забывались.

Очень скоро, когда Катерина переняла у нее некоторые швы, Роза уже не могла отличить работу девочки от собственной. Кирия Морено была виртуозом своего дела, а Катерина, ее ученица, – необычайно одаренным ребенком.

Однажды вечером, когда ссора по поводу табачной фабрики была в полном разгаре, кирия Морено, как всегда, с радостью встретила Катерину. Приход девочки означал, что можно отложить пиджак и заняться тем, что составляло ее настоящую страсть.

– Здравствуй, Катерина! – сказала она. – Как дела?

– Хорошо, спасибо, кирия Морено. А у кирии Морено как дела?

Девочка кивнула в сторону угла, где всегда сидела свекровь Розы. Кирия Морено-старшая была в эти дни необычайно молчалива и почти не замечала ничего вокруг. Она походила на восковую фигуру, наряженную в традиционную одежду сефардов, чтобы зрители могли полюбоваться этим произведением искусства.

– У нас все хорошо, правда, кирия Морено?

Роза Морено привыкла говорить со свекровью, и перед совершенно безучастной ко всему старушкой часто произносились странные длинные монологи.