Книга Замурованная. 24 года в аду - Найджел Которн

В самом начале Элизабет и мальчикам приходилось носить солнечные очки и втирать солнцезащитный крем, поскольку их кожа совсем не могла переносить солнце. «Когда солнечный луч попал в глаза Феликсу, он пронзительно вскрикнул», – вспоминал Ец.

Врачи считали, что попытка побороть проблемы со здоровьем семьи, вызванные инцестом, изоляцией и недостатком медицинского ухода в бункере, – серьезная и беспрецедентная задача. Проведя всю свою жизнь в подземном полумраке, братьям придется пройти через годы интенсивной терапии, прежде чем они получат надежду вести хотя бы отчасти нормальное существование. Жизнь под землей настолько травмировала их, что врачи оборудовали для них палату без окон, похожую на бункер, где они выросли, чтобы дети могли укрыться в ней, когда странный новый мир вокруг покажется им чересчур пугающим.

В клинике было включено приглушенное освещение, чтобы мальчики постепенно могли привыкать к обычному свету. Хотя Элизабет раньше спокойно воспринимала солнечный свет, после 24 лет темноты она не могла смотреть на него, и врачам приходилось закрывать окна, чтобы сильный свет не подорвал и без того хрупкое здоровье их пациентов.

«Им нужно развивать восприимчивость к солнечному свету, а также чувство пространственной ориентации», – сказал доктор Кепплингер.

Пока Стефана и Феликса не вывели из их укрытия, ни один, ни другой никогда не видели предметов на расстоянии. Но эту проблему могло решить время. Им также предстояло узнать о многих бытовых вещах: обо всем, начиная от телефонов и машин и заканчивая компьютерами, деревьями и воздухом. Феликс по-прежнему проявлял любопытство к разнообразным звонкам на мобильных телефонах.

Были и другие вещи, к которым нужно было привыкать. Хотя дети знали, что наверху у них есть брат и сестры, не совсем понятно, какое значение они этому придавали. С самого рождения запертые в подвале, они не вполне могли ухватить суть этого понятия – «наверху» – как и любого понятия вне замкнутой клетки без окон. Всей правды об их ужасном положении мать им никогда не говорила. Наоборот, она сочинила для них сказочный мир, наполняя их головы невиданными приключениями принцев и принцесс. Единственным соприкосновением детей с чем-то, отдаленно связанным с реальностью, были сюжетные коллизии героев из дневных сериалов.

«Они как будто создавали собственный иллюзорный мир», – заключил Ротрад Пернер, профессор психиатрии Дунайского университета города Кремс-на-Дунае, который осматривал их.

Им предстояло постепенно привыкать к настоящей жизни – к миру, где есть солнце и пространство, к миру, где у них есть братья и сестры, к миру, полному незнакомцев и новых возможностей. Но сколько бы перспектив ни открывал перед ними этот мир, горькая правда в том, что им обоим нанесен непоправимый ущерб, эмоциональный и психический, как прямой результат их долгой изоляции.

«С психологической точки зрения все зависит от того, что говорила им их мать на протяжении этих лет, объясняла ли она причины, по которым они заперты там, или они принимали это положение как нормальное состояние», – сказал профессор Пернер.

Когда подтвердилось, что дети-«подкидыши» тоже являются плодами инцеста, они тоже были подвергнуты внимательному медицинскому осмотру. Выяснилось, что они были здоровы, но только относительно: были подозрения на то, что они страдали от сердечной недостаточности, но их состояние даже сравнить было нельзя с состоянием их братьев и сестры, которые жили под землей.

«Между теми из них, кто прожил нормальную жизнь, и теми, кто жил 24 года в этой камере, огромная разница», – сказал доктор Кепплингер. Но и Лизе, Монике и Александру тоже пришлось многое пережить. В частности, Александр уже был нестабилен, когда ему рассказали, что люди, которых он считал своими родителями, на самом деле его бабушка и дедушка, а его настоящая мать бросила его и живет в секте. После этого он долго боялся, что она может вернуться, чтобы забрать и его.

Теперь им приходилось уживаться с новой и куда более страшной правдой. Их мать вовсе не бросала их – над ней надругались и держали всего в нескольких метрах под их ногами, а они даже не подозревали, что она всегда была там. Строгий домашний командир, которого они по-своему любили, был на самом деле злым и жестоким чудовищем, вышедшим из ночного кошмара. У них были трое братьев, о которых они и не подозревали, а у Александра был брат-близнец, который теперь уже давно мертв. Было очевидно, что понадобится не один год, чтобы весь ужас случившегося в их доме полностью проник в их сознание.

«Каждому из детей нужна индивидуальная психотерапия, и нам следует быть осторожными, чтобы не перегнуть палку», – продолжал Кепплингер. Но, разумеется, дети из подвала стоят сейчас на первом месте – они перенесли травму гораздо более сильную.

«Дети забрали с собой из подвала некоторые вещи, например игрушки. Физически их состояние весьма удовлетворительное. И им нравится больничная еда».

Дети были в восторге, когда больничный персонал впервые накрыл им ужин. Они наконец смогли попробовать, какова на вкус еда из свежих продуктов. Элизабет делала все, что могла, чтобы обеспечить детям самое лучшее даже в тяжелых обстоятельствах, но у нее не было ни продуктов, ни условий для того, чтобы приготовить что-то более чем просто съедобное. Фрицль покупал дешевую еду килограммами, думая только о ее сохранности. Даже когда он не уезжал на море, он не хотел ездить по дальним магазинам поздними вечерами слишком часто и брать на себя риск, который непременно сопровождал бы ночные вылазки. Элизабет приходилось обходиться тем, что ей давали. Если Фрицль не заботился о воздухе, которым дышали Элизабет и ее дети, его вряд ли могло интересовать качество продуктов, которые он им поставлял.

Мальчики быстро привыкли к своей обретенной свободе, но что-нибудь всегда напоминало им о тех жутких условиях, в которых они существовали. Оба ребенка паниковали, оказавшись в замкнутом пространстве, в частности в больничных лифтах, боясь, что они могут остаться в них навсегда. Феликс пугался особенно.

«Феликс боялся лифтов, – сказал Ец. – Как только лифт трогался, он все время цеплялся за мать».

У мальчиков было элементарное знание немецкого, и они понимали живую речь, но не могли заставить себя говорить бегло, и их словарный запас был очень слабо развит. Особенно в сравнении с их сестрами и братом, которых раньше вывели наверх, они говорили совсем нечленораздельно. «Дети, которые выросли в подвале, именно такие, какими их можно себе представить, зная, через что им пришлось пройти, – сказал Кепплингер. – Они умеют говорить и кое-как понимают, что говорят им, но они далеки от нормы».

Несмотря на героические усилия Элизабет максимально приблизить их жизнь к нормальной, у нее у самой были проблемы, и им нужно было сохранять и энергию, и воздух. «Они не много разговаривали в бункере. Почти вся речь, которую они слышали, исходила из телевизора, который в подвале был включен чуть ли не круглые сутки. В результате этого в их знаниях есть существенные пробелы».

Старший инспектор Ец стал первым, кто заговорил с мальчиками, когда их освободили из подвала, и он приложил все усилия, чтобы дети правильно истолковали происходящее. «Когда газеты писали, что дети разговаривали, это было правдой лишь наполовину, – говорил он. – Между собой они обменивались какими-то звуками, полурычанием и полумычанием. Когда они хотели сказать что-то так, чтобы их поняли окружающие, им нужно было собраться и сильно сосредоточиться, что, судя по всему, было для них крайне утомительно».