Книга Садовник - Стефани Бодин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они сидели с закрытыми глазами.
Я стал прохаживаться вдоль рядов, тщетно пытаясь отыскать Лейлу: бледные, светящиеся лица казались одинаковыми. В такой темноте можно искать вечно.
И я, набрав в грудь воздуха, позвал громким шепотом:
— Лейла?
Тишина. Никто даже не пошевелился.
— Лейла?
Тишина.
— Лейла? — На это раз я произнес имя чуть громче.
А затем сказал своим обычным голосом:
— Лейла.
И услышал слабый отклик:
— Мейсон?
Откуда он исходил, я определить не мог, и позвал еще громче:
— Лейла?
— Мейсон.
Явно где-то далеко в глубине.
Я сделал шаг и чуть не упал, а выпрямляясь, задел чью-то холодную и влажную руку.
— А! — Я отпрыгнул назад.
Надо собраться. Снова шагнув в глубину теплицы, я крикнул:
— Лейла!
И услышал, как сзади кто-то тихо произнес:
— Мейсон…
— Мейсон… — На этот раз слева.
— Мейсон. — Я резко повернул голову в другую сторону, откуда шел звук.
Что за черт…
Наклонившись к ближайшему ряду, я позвал:
— Лейла?
Все глаза в ряду моментально открылись и заблестели. То тут, то там, словно подбрасываемые один за другим мячики, слышалось невнятное бормотание моего имени.
Высокий голос впереди:
— Мейсон…
Справа тихий голос:
— Мейсон…
Девичий слева:
— Мейсон…
Сзади мальчишечий:
— Мейсон…
Голоса неслись отовсюду, громкие и тихие, мальчишечьи и девчоночьи, пока наконец не слились в одно монотонное «Мейсон, Мейсон, Мейсон, Мейсон…».
— Да прекратите же! — Закрыв уши руками, я подался назад, как можно дальше от горящих глаз. — Замолчите!
Они говорили все вместе, думали все вместе.
Как тут угадаешь, где Лейла, если им известно все, о чем знает она? Они словно единое целое, растительная версия расы боргов из «Звездного пути», их не отличить друг от друга…
Я замер, вспомнив о словах Соломон.
Все-таки между ними была некая разница. И я надеялся, Лейла узнает то, что относится к ней.
Я сложил ладони рупором и крикнул:
— Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!
Повторение моего имени разом прекратилось. Тишина.
Давай же, Лейла!
Я крикнул снова:
— Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!
Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!
Я почувствовал, как глаза наполняются слезами, в животе похолодело, и голос надломился, когда я вновь закричал:
— Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!
Пожалуйста!
И тут меня понесло.
— Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!
Снова и снова повторял я эти слова, пока не охрип. Слезы ручьем побежали из глаз.
— Ну как же ты не помнишь?!
Прозвенела сигнализация, и все вокруг затуманилось. Блестки водяной пыли падали мне в ладони, вода стекала сквозь пальцы на пол.
Опустив плечи, я поднес ладони к лицу и почувствовал, что морось прекратилась.
Вдруг из глубины теплицы послышался слабый девичий голос:
— «Убегу я от тебя», — сказал он.
Я опустил руки.
— «А я, — сказала мама, — за тобой побегу».
Застыв, я с надеждой ждал.
— «Ты же мой зайчонок», — прозвучало вдалеке, слева.
Улыбнувшись, я вытер кулаком слезы и пошел на голос.
Другие тоже бормотали слова вслед за Лейлой, но их голоса не заглушали ее. То и дело поскальзываясь на гладком полу, я заторопился к ней, выкрикивая строчки из сказки, и она отвечала на каждую.
Важно было отыскать ее, пока мы не дошли до того места, на котором она засыпала. Случись это — и мне никогда ее не найти.
Я бежал в конец теплицы, откуда только что звучал голос Лейлы. Оставалась лишь одна строчка… мой последний шанс.
Ее последний шанс.
Наш последний шанс.
Остановившись, я набрал полную грудь воздуха и произнес первую часть:
— «Тогда, — сказал зайчонок…
Я затаил дыхание.
Откуда-то слева, совсем близко от меня, послышалось:
— …я стану крокусом в тайном саду».
Лейла.
С горящими — как у всех — глазами, лицом бледным и искрящимся, она тянулась ко мне в темноте. Никогда в жизни я не видел ничего до такой степени жуткого и одновременно прекрасного.
Она сидела лишь в нескольких ярдах от меня, но как только я стал пробираться, остальные, подражая ей, тоже протягивали руки, цеплялись за мои джинсы. Пытаясь оттолкнуть их, я потерял ботинки. Меня облепили со всех сторон, последние несколько футов я полз по-пластунски. Когда я протянул Лейле ладонь, она взяла ее и не отпускала.
— Ты в порядке? — Я обхватил ее лицо руками.
По блестящим щекам скатывались слезы. Она кивнула.
Мы обнялись. Мне ни за что не хотелось разжимать руки, и, судя по ее объятиям — а она больше не была слабой, — ей тоже.
Громкий щелчок отозвался эхом по всей теплице, и Лейла тревожно вздрогнула. Вокруг нас все закопошились, мерцающий туман исчез, и включился свет. Разжав объятия, я прикрыл глаза ладонью. И только тогда заметил, что Лейла тоже сидит на возвышении.
Опустив взгляд на нижнюю часть ее тела, я не смог сдержаться:
— Нет, нет, нет… Только не это…
Как и у всех остальных, к ногам шли трубочки с зеленой жидкостью.
Мой отец — Садовник. В этом виноват он.
Я потянулся к трубочкам, потрогал. Теплые.
Рука Лейлы отстранила мою ладонь:
— Нельзя. Нельзя вытаскивать.
И тотчас вокруг стали вторить голоса: «Нельзя, нельзя…»
— Да как же это?.. Как они…
— Не надо. — Она покачала головой, из глаз вновь потекли слезы. — Это не имеет значения.
Я лишь невнятно лепетал:
— Что же делать? Не знаю, что делать… чем помочь.
Лейла прикоснулась к моему лицу:
— Тут ничего не поделаешь.
