Книга Айса. Незваные гости - Антон Ферт

И Тимур, прихватив початую бутылку молока, развернулся и уверенно зашагал в прихожую.

Там действительно оказалась пара черных ботинок. Их наденет Костя. Сам же Тимур не особо чувствителен к холоду, поэтому ему будет нормально и в тапках.

Тут же на крюке висела кожаная куртка убийцы. Взять ее?

Нет, пускай тоже заберет Костя. Он мерзляк.

С дверной ручки Тимур подцепил табличку Do not disturb! – он повесит ее с другой стороны.

А то вдруг кто-то зайдет – и растормошит убийцу?

Затем Тимур осторожно приоткрыл дверь и выглянул в пустой коридор.

Ну, погнали!

– Подожди! – послышалось сзади. – Дай время, я обуюсь.

Тимур оглянулся.

Костя, присев на колено, натягивал ботинки. Свитер уже был надет.

Выглядел Костя целеустремленно и рассерженно – вот это столь знакомое Тимуру выражение его лица. По мне – так гораздо лучше! – подумал Тимур.

Он спрятал улыбку и сказал:

– Накинь куртку, на улице зима. – И тихо вышел в коридор.

Глава 11

К. О. С. Т. Я.

Ко-о-ос-с-стя-я-я…

Пять букв звучали по-весеннему свежо и вращались внутри искрящимся раздольным вихрем. Костя подолгу вертел каждую их них на языке: чувствовал всеобъемлющую, гармоничную «О», тихо шипящую «С», мягкие «К» и «Т», утвердительную «Я».

Он игрался с именем, мысленно произнося его во всевозможных интонациях. В «Косте» таилось нечто свистящее – напоминающее то ли полет ветра, то ли легкое дуновение свободы.

Имя – это первое, что Костя получил от мира, кроме хлестких пощечин и теплого свитера.

Ко-о-ос-с-стя-я-я…

Кто его так назвал? Где любящие его люди?

Кто он в принципе такой?

Сейчас Костя был как вылупившийся птенец – только во взрослом теле. От растерянности поначалу кружилась голова. Незнакомо было все: от предметов вокруг – до своих же ладоней, коленок и голоса.

И еще Костя понял, что человек постоянно, хотя, возможно, и не осознанно, чувствует направление.

Просыпаясь утром, он знает, куда идти и что ему делать. Направление задается осмысленным прошедшим днем, целями и желаниями, нуждами и потребностями. А у Кости ничего этого не было. Ни желаний, ни целей, ни потребностей – ни минувшего дня. Поэтому он не ощущал направления – а избыток информации его оглушал.

Собственные растерянность и незнание пугали больше всего.

Единственная нить, которая привязывала Костю к суетному миру, – уверенно шагала впереди. Видимо, Тимур знал, что им делать.

И, кажется, Тимур знал его вчерашнего…

Костя легонько потрепал себя по правому уху. Да, оно в самом деле бесчувственное. Костя сгибал и мял его под разными углами – но ничего. Только пальцами ощущает мягкую мочку и хрящики.

Однако Тимур ошибся: почему оно такое – это сейчас Костю не интересовало.

Так же он не замечал в себе тягу узнать, допустим, о какой-то сестре Алисии. Пока для Кости это пустой звук, слово без содержания.

Более того, «Алисия» вызывала не интерес, а скорее раздражение. Так бывает, когда на человека сваливается уйма новой информации, а он не успевает ее полностью освоить.

Дискомфорт для психики.

За Тимуром Костя шел не потому, что ему срочно потребовалось вернуть свои воспоминания. И не оттого, что Костя целиком доверился первому попавшемуся.

Просто Тимур задавал направление.

Если бы Костя остался в той комнате один – от растерянности он бы, пожалуй, сошел с ума.

Сперва они торопились. Порядочно отбежали от белого шестиэтажного здания с черным первым этажом и крупными вертикальные буквами HOTEL.

Костя пытался выучить названия улиц, но потом все смешалось: топонимы сменялись быстро, ребята часто петляли. Он запомнил только Гутенбергштрассе: и то лишь потому, что «Гутенберг» знакомо перезванивал в закоулках извилин – и на нем Костя в итоге крепко зациклился.

Гутенберг… Гутенберг… – думал Костя. – Что же это за слово?..

Что оно значит?..

Костя вприпрыжку ступал за Тимуром, хмурился и разгребал свалку памяти. Он перестал следить за дорогой, полностью сконцентрировался на слове и на том, чтобы не упасть и не выйти на проезжую часть. Все вокруг поблекло, отдалилось.

Разболелась голова. В виске застучало.

Боль отдалась в зубы. Все разом их будто начали выдирать изо рта.

Гутенберг…

Белая тарелка. Две нежные, пышные булочки…

Сочная котлетка. Потекший от жара сыр и лук. Долька кабачка…

Пальчики оближешь.

Вот оно в чем дело.

«Гутенберг» очень походило на «Гутенбургер»…

К моменту, когда Костя наконец-таки «вспомнил» значение слова, они уже несколько минут двигались по длинной прямой Райнсбургштрассе. Дойдя до зелени маленького парка, беглецы пошли тише. Тимур молча грыз леденцы, вышагивал медленной, уверенной и чуть заплетающейся походкой. Часто озирался.

Может, он изучал архитектуру?

Или опасался преследователей?

Или проверял, не убежал ли от него Костя?..

Костя не знал: на его вопросы Тимур отвечал уголком рта.

Когда Тимур в очередной раз обернулся, Костя вгляделся ему в лицо.

Овальное и немного тощее – его обрамляли кудрявые и совершенно не послушные черные волосы. Они переплетались под невероятными углами и издали напоминали птичье гнездо. Нос остренький, челюсть твердая – а лицо смуглое, с явными восточными корнями. Глаза карие и очень добрые, с ироничной насмешкой и гусиными лапками – они вызывали доверие и были похожи на двух черно-белых рыбок, плывущих друг к дружке.

Сейчас в глазах Тимура проступали усталость и тревожная настороженность. Он щурился – смотрел вдаль, поверх плеча Кости: видимо, у него близорукость. Роста среднего, чуть ниже Кости, но более стройного телосложения. Еще с самого начала Костю поразили его волосатые руки: кучерявились кисти и даже суставы пальцев. Они были как будто звериные, покрытые шерстью, – хотя в целом Тимур смахивал на подвыпившего и слегка запустившегося Пушкина.

Говорил Тимур басом, медленно, слабо и тихо – словно умирающий старик. Из-за этого Косте казалось сперва, что переубедить его проще простого, – но он уже понял, что это ложное впечатление. Теперь Костя считал, что Тимур разговаривает вдумчиво и твердо – и его волнует больше смысл сказанного, а не то, слышит его визави или нет. Общаясь, Тимур поворачивал голову левым ухом к собеседнику, поэтому на Костю он смотрел всегда чуть искоса.