Книга Бобры. Книга три. Осенние дни - Костя Белоусов

Костя Белоусов

Бобры. Книга три. Осенние дни

Бобры. Книга три. Осенние дни

Вступление

Зачем мы хаем?

На солнце жарились

И сбрасывали кожу мы:

Хотели поскорее стать похожими

На тех, кто уже месяц здесь коптился

И негром в результате становился

Без смены генетического кода,

Но силою одной природы

И северным желанием согреться,

Да так, чтоб месяц апосля не греться,

За краткий срок путёвки черноморской

Стать штатным флота южного матросом.

Снять тонус севера за три недели юга –

Как выйти в плавках на лыжню поспорить с вьюгой.

Зачем мы хаем нашу снежную весну?

Находим скучной одинокую сосну,

Обходим бесконечное болото

И тёмную боимся воду?

Цветение спешим приблизить вишен

И южными губерниями дышим,

Боготворим манящие вершины

И грезим моря бирюзой в тиши мы?

Быть может, недостаточно согреты

Секреты севера вниманием поэтов?

Быть может, не хотят открыться сразу

Воспитанному негой глазу?

Или поэты севера в секрете

Хранят свои творения в буфете?

И только непосредственные дети

Не думают о заграничном лете

И удивляются всему на свете!

Озёр болотных тайна

Мне друг открыл озёр болотных тайну

Через обряд осеннего купанья,

Когда из небольшого городка,

Где к морю держит путь Двина река,

Мы на велосипедах старых наших

По узкой тропке вдоль путей пропавших,

Влекомые природы зовом трубным,

Дорогу дав желаниям подспудным,

Отправились в край девственных болот,

Где нор не может вырыть крот,

Где земли нет как таковой –

Есть только зыбь по-над водой.

В ночи поставили палатку,

Забылись сном походным сладко,

А утром, только рассвело,

Пошли вдвоём на озеро.

Дымкой тумана, словно пухом,

Было укутано оно.

Мой друг в молчании разделся и прыгнул, одного

Меня оставив посреди болота,

Чтобы вошла в меня свобода.

Она вошла — и стало зябко.

Почувствовал себя я тряпкой,

Отжатой плохо и забытой на швабре у ведра.

Тогда

Донёсся голос друга,

Озёрного из центра круга.

Немедля я трусы стянул

И в тёмну муть бревном нырнул.

Как в масло нож,

Как в сало зуб,

Как в чернозём колхозный плуг,

Я в воду озера вошёл

И грузилом ко дну пошёл.

Свинец мечтАет только

О поцелуе тока,

А я ему отдался

И с жизнею расстался,

Если б не оказался

Со мною рядом друг.

Он словно мелом круг

Защитный вокруг тела начертал,

И этот круг меня наверх поднял.

Я был в воде и не в воде,

Я был везде и был нигде,

Я разделился без остатка

И стал прямой сердечной гладкой.

Мой друг смеялся озорно,

А я как будто был в кино

И с белого экрана

смотрел на кресла зала.

Для режиссера был показ:

Он с детищем знакомился.

Я улыбнулся, но смеяться мой друг не успокоился.

Как прежде холоду воды, поддался смеху я!

И отражённый от воды

Наш чистый смех, как луч звезды,

Пронзил туман и полетел, нам по болоту эхоя!

Запах моря

И здесь, на пляже смех был слышен,

Но не стихийный был — прокисший.

И только ребетня порой

Вытягивала смеха строй

До чистого задора

Под взглядами укора

Своих родителей лежащих,

С тревогой на детей глядящих,

Чтобы волной их не прибило,

И Солнце темя не палило,

Когда в запале озорства,

Под властью моря колдовства,

Они раздетые хохочут,

Панаму одевать не хочут,

Водой брызгАются, визжат

И на подстилку не спешат

Вернуться для обсушки!

Даже сушки

С маком

Их не прельщает запах!

Другое дело — запах моря,

Не знающий, кто тЫ и ктО я,

Ведущий взгляд за горизонт,

Дарящий сердцу продолженье

Его Земного приключенья.

Так приключенья своего я продолженья ждал,

А покамест дни лета коротал

На пляже,

По возвращении домой,

Надеясь в ящике найти ответ Наташи.

Часть первая. Начало сентября

Я мою школу знал с восьмого

Настал сентябрь, почтовый ящик был пустой.

Заброшенная летом школа наполнилось гурьбой

Всех возрастов от семи до надцати,

Казалось нам, уже просила: «Хватит»,

Когда последний любознательный малыш,

Чуть приуныв под тяжестью портфеля,

В мир новый робко сделал шаг,

И школа затворила двери.

Когда в одиннадцатом ты,

То школу видишь по-другому,

Тем чётче, когда волею судьбы

Ты одного стал гостем дома.

Я мою школу знал с восьмого.

Вначале всё в ней было ново:

Вдоль побелённого забора

Рябин стволы тугие,

Берёзки молодые,

Обрезанные тополя,

Чтоб не пылили почём зря

Июльскою порою,

Любимый детворою

Ступеней ряд, больших и малых,

Приют прогульщиков усталых -

За углом

И фиолетовый напротив дом,

В четыре этажа,

Украшенный на высоту руки цитатами Чижа,

Во внутреннем дворе площадка баскетбольная,

Где может разрядиться юность беспокойная.

Постройка не нова — история в ней дышит,

И тот, кто хочет, тот её услышит,

Переступив порог.

Я в классе был не одинок –

Нас четверо переселенцев было,

Кому родителей военная стезя

Мир путешествий подарила.

Я, Колька, Дима и Оксана,

Готовые восьмого Б стать частью плана,

Стояли у доски.

Запахом трески

Овеял нас

Походкой лёгкой заходящий в класс

Наш, вероятно, новый педагог.

Какие он приёмы приберёг

Воспитанникам стать адептами познанья,

И что сулило первое свиданье?

«Виталий Саныч Сумароков,

Сейчас, да и после уроков

Рад выслушать, обнять и обсудить,

Какую рыбу, как и где ловить,

Ну а пока — кусочек вяленой трески

За то, что долго так стоите у доски

Возьмите и идите,

И место по душе себе найдите:

Мы за уроком познакомимся позднее.

Какой-то жук журнал к столу приклеил.

Удобнее так даже стало!

Спасибо, жук!»

И время побежало!

В переспективе линий

И вот уже сентябрь, одиннадцатый класс,

И Сумароков, словно в зеркало, глядится в нас:

Мы повзрослели, он рыбалки место новое нашёл,

Кто-то остался, кто-то в школу новую ушёл.

Я среди тех счастливцев был,

Кто тягу путешествий утолил –

Спасибо моей маме!

Сумароков нам открыл, что в его плане

На текущий год нет ничего,

Чего бы не было у нас –

И посмотрел с улыбкой в класс.

Я густо покраснел, сжал крепче мой блокнот,

А Сумароков начал свой сентябрьский обход,

Насвистывая арию Канио.

Он обошёл Оксану-Коломбину,

Переглянулся с Колькой-Арлекином

И встал равнёхонько у нашей с Витькой парты:

«Вот здесь укрыли свой сундук пираты!

Не будет ли разрешено любезно