Книга Однажды я выберу тебя - Эмма Скотт

– У нее что-то случилось. А персонала не хватает. Ничего нового.

– Ты замещал ее на этой неделе, Питер – на прошлой, а Микаэла – две ночи назад. Когда у тебя был последний выходной?

– Не знаю, – проговорил я. Дымка усталости застилала мозг, который постоянно напоминал, что спать следует, когда зайдет солнце, и никак иначе.

Доктор Фигероа пристально смотрела на меня.

– Вы правы, – пробормотал я. – Возьму выходной. Нужно отдохнуть. Безответственно продолжать работать.

– Дело не только в этом. В Калифорнийском университете тебе дали отличные рекомендации. Ты прекрасно справляешься с работой. Мне бы очень не хотелось тебя терять.

– Терять? – Сердце бешено заколотилось в груди, и сонливость как рукой сняло. – Вы меня увольняете?

– Нет, – проговорила она. – Но давай начистоту, Макс. Ты можешь быть лучшим медбратом в мире, но у каждого есть свой предел. – Она положила руку мне на плечо. – И, полагаю, что для такого, как ты, это чересчур.

– Я не…

– У тебя огромное сердце, искреннее и доброе. И каждую ночь ты впитываешь в себя входящие в эти двери страдания. И не отпускаешь. Так ведь?

Я вертел в руках чашку с кофе.

– Это тяжело. Так много боли.

– Верно. Но желание помочь облегчить чужие страдания не должно стать источником боли для тебя самого.

Я начал протестовать, но потом представил себе год в отделении «Скорой помощи». Пять лет. Десять. Черт, да я с ужасом ждал следующей недели.

– Я очень этого хотел, а теперь, кажется, не могу освоиться.

– Сможешь, – проговорила доктор Фигероа. – Просто тебе нужно время, чтобы все взвесить.

– У меня нет времени. Мне нужно работать. И найти жилье. А еще…

«Попросить родителей снова принять меня в качестве сына».

– Знаю, – согласилась доктор Фигероа. – У меня есть друг, врач-невролог. Арчи Уэбб. Один из его пациентов – птица высокого полета. Понимаешь, о чем я? – Она изобразила выразительный жест, потерев большим пальцем подушечки указательного и среднего. – Ему нужен первоклассный частный уход. И без огласки.

– Что за пациент?

– Один из наших друзей из «Марш Фармасьютиклс». Может, ты о них слышал?

Я слабо улыбнулся.

– Название знакомое.

Имя Марша красовалось на всех больничных ручках и блокнотах, не говоря уж о крупных музеях отсюда и до Европы. Марши жили в огромном поместье за городом и считались чуть ли не королевской семьей. Состояние Старого Света превратилось в империю, когда «Марш Фарма» получила от Управления по контролю за пищевыми продуктами и медикаментами зеленый свет на производство своего самого популярного лекарства, обезболивающего на основе опиатов под названием ОксиПро.

– Пациент работает на Марша? – поинтересовался я.

– Пациент – сам Марш, – доктор Фигероа понизила голос и облокотилась на стол. – Эдвард Марш III, президент и генеральный директор компании.

Я удивленно поднял брови.

– Надо же. Он болен? Что-то из области неврологии?

– Рассеянный склероз, – сообщила она. – В первично-прогрессирующей форме, если быть точной. Выявлен недавно. Он попросил Арчи подобрать для него медперсонал. Он не хочет обращаться в хоспис или куда-либо еще. Все только самое лучшее. И осторожен настолько, чтобы составить четкое соглашение о неразглашении информации о частной жизни пациента и тому подобном с угрозой засудить любого, кто произнесет хоть слово. Короче говоря, Марш не хочет, чтобы кто-то знал о его болезни. Точнее, не стремится посвящать в это акционеров. – Она лукаво взглянула на меня. – Тебе я могу рассказать, поскольку ты связан нормами закона о личной информации пациентов.

– Я не скажу ни слова, – медленно проговорил я. – И не стану лгать, что меня это не интересует.

– Хорошо. Я расскажу о тебе Арчи, и он устроит собеседование с людьми Марша.

– Не хотелось бы бросать вас, персонала и так не хватает, но… Звучит здорово.

– И я так думаю, – согласилась она. – Обычно я не подыскиваю другое место своим лучшим сотрудникам. Но я вижу, как эта работа сжирает тебя заживо, и это меня убивает. Так что поухаживай немного за Эдвардом Маршем, пересмотри свои приоритеты. Тебе придется нелегко. Он самодур и тиран. Но с ним будет проще, чем здесь. И если ты действительно создан для работы в отделении «Скорой помощи», ты вернешься. Идет?

– Спасибо. Я очень ценю вашу помощь. – С меня словно сняли груз весом в три тысячи фунтов. – Когда мне ждать известий от доктора Уэбба?

– Полагаю, довольно скоро. Не стоит медлить, ведь рассеянный склероз не дремлет. – Она потянулась через стол и похлопала меня по руке. – Я буду по тебе скучать.

– Сперва мне нужно получить работу.

– Я же сказала – буду по тебе скучать.

* * *

Выйдя на улицу, я плотнее запахнул куртку. Стоял конец августа. В середине дня еще держалась теплая погода, но по утрам уже чувствовалось приближение осени. Я сел на 47-й автобус, что шел по Саммит-авеню до Бойлстона, находившегося в окрестностях Капитолийского холма. Здесь жил мой школьный приятель Даниэль Торрес.

Он как раз собирался на работу. Даниэль занимался компьютерной графикой в недавно созданной фирме. Невысокий, стройный парень с примесью мексиканской крови, о чем свидетельствовал легкий акцент. Сегодня он надел черный блейзер, узкие черные джинсы, белую рубашку и галстук «боло»[5]. Волосы он выкрасил в серебристо-голубой цвет, в левом ухе поблескивала серьга колечком, бровь пронзала тонкая сережка-штанга.

– Эй, приятель, – проговорил он, наблюдая, как я вешаю куртку на крючок у двери. – Хреново выглядишь.

– И тебе доброе утро, – ответил я, устало ухмыляясь.

– Я серьезно, – настаивал Даниэль, наливая мне чашку кофе.

Я сел на табурет у кухонной стойки.

Его квартира представляла собой небольшой однокомнатный лофт в промышленном стиле – кирпичные стены, хромированная арматура, трубы во всей красе. Большую часть стен покрывали картины, написанные широкими, беспорядочными мазками краски. Редкие комнатные растения добавляли немного тепла.

Даниэль покачал головой, глядя на меня через стойку.

– Знаю, ты хотел там работать, но, черт возьми…

– Там нелегко, – признался я и потер глаза. – Труднее, чем я думал.

– Хочешь об этом поговорить?

Наверное, стоило выговориться, но я не желал, чтоб ужасные образы, которые преследовали меня, застряли и в мозгу у Даниэля. Кровь и рвота. Огнестрельные ранения. Смерть.