Книга Однажды я выберу тебя - Эмма Скотт

«Что ты пялишься? – обругал я себя. – Прекрати сейчас же. Боже, это ведь не вечер знакомств».

Кто-то вызвался рассказать о себе, и я взглянул на сцену. Но скрип стула вновь заставил обернуться. Я заметил, как парень поднялся на длинные ноги и быстро вышел за дверь.

Жаль, что он ушел. Возможно, вернется. А может, и нет. Порой желание получить помощь проходило довольно быстро. И прежде всего из-за чувства вины, стыда и нежелания казаться уязвимым лишь потому, что попросил помочь.

На трибуну поднялся следующий член группы. Я попытался сосредоточиться на его выступлении, но незнакомец в черном не хотел покидать моих мыслей.

В перерыве я налил себе кофе и взял пончик со столика возле двери. Ко мне подошла Диана.

– Еще раз спасибо за предложение, – проговорила она, наливая кофе в бежевую кружку с синим изображением Спейс-Нидл[2]. – Мы тебе очень рады, но… Новый город, новая работа. Ты уверен, что уже обустроился и сможешь стать наставником?

– Ну, насколько это вообще возможно, – пробормотал я. – К тому же Сиэтл не новый. Я здесь родился и вырос.

Ее брови поползли вверх.

– Ладно. А твои родители?

– Те, что выгнали меня из дома? – Я натянуто улыбнулся. – Они рядом. На холме Бикон-Хилл.

– Ты уже виделся с ними после возвращения?

– Пока нет. Работаю над этим.

Диана слегка коснулась моей руки.

– Я поговорю с председателем комиссии о твоем наставничестве. Желаю удачи с родителями. Если захочешь поговорить, я здесь.

– Спасибо, – произнес я. Отхлебнул кофе, и взгляд мой метнулся к двери, в которую вышел парень в черном. – Кажется, неплохая группа. Они здесь давно?

– Все, кроме того парня в капюшоне сзади. Он новенький. Или уже нет. – Она тяжело вздохнула. – Не думаю, что он вернется. Кажется, он взглянул и решил, что еще не готов.

– Я так и подумал.

«Adiós[3], модный Унабомбер. Желаю удачи».

* * *

Собрание Анонимных наркоманов закончилось в девять, и я сразу же направился в больницу Вирджинии Мейсон. Я вернулся в город всего две недели назад, поселился на диване своего друга Даниэля и устроился на ночную работу в отделение «Скорой помощи». У меня едва хватило времени распаковать вещи, не говоря уж о поисках собственного жилья.

У задней двери больницы, входа для персонала, я немного помедлил, мысленно настраиваясь на предстоящую смену, потом набрал код и вошел. И зашагал по ярко освещенным коридорам, по пути кивая знакомым. Холодный стерильный воздух вызвал дрожь в теле.

«Или, может, все дело в работе».

В Калифорнийском университете в Сан-Франциско я работал в отделении «Скорой помощи». И мне приходилось нелегко. А ночная смена? Совсем другое дело. Казалось, что ребенку, поступившему ночью, грозила бо`льшая опасность, чем если бы его привезли засветло. В три утра перелом руки казался чем-то более зловещим, чем падение на детской площадке среди бела дня.

А еще были женщины. Избитые и истекающие кровью. Которых привозили услышавшие крики соседи. А порой – и сами насильники, рассказывая, что «она упала». В очередной раз.

Но тяжелее всего мне приходилось с молодыми парнями, поступавшими с передозировкой. Бездомными. Отчаявшимися. Руки их просто кишели заразой, и я промывал их, зная, что вскоре ребята снова вернутся к прежней жизни и вколют себе очередную дозу. Я ведь побывал в их шкуре.

Раньше я мечтал оказаться по ту сторону борьбы за жизнь. Но сейчас передо мной словно висело зеркало. Только вместо парня, который закончил учебу, чтобы оказаться здесь, в нем отражался другой я. Такой, каким был, когда отец только выгнал меня из дома. А я ведь клялся, что никогда не стану прежним.

Сегодняшняя ночь выдалась особенно отвратительной. И ознаменовалась потерей.

Подростка, которого привезли бездыханным. Мы приложили все усилия, но было уже слишком поздно. Пока мать ребенка в сопровождении социального работника кричала в коридоре, доктор Фигероа, лечащий врач, собрала нас возле каталки. Она называла это «паузой». Если мы кого-то теряли, она настаивала, чтобы мы почтили человека, который ушел прежде нас, – взявшись за руки, склонив головы, замерев на сорок пять секунд.

Я опустил голову и крепко зажмурился, стараясь сдержать слезы и отгородиться от криков матери. Но доктор Фигероа, увидев, как я вытираю глаза рукой, отвела меня в сторону.

– Макс, тебе дать несколько минут?

Я сперва отрицательно качнул головой, но потом кивнул.

– Да, – хрипло согласился я. – Дайте мне минутку.

Я поспешил в комнату отдыха медперсонала. В приемном отделении она всегда пустовала. Постоянно случались чрезвычайные ситуации, и, чтобы всех принять, персонала вечно не хватало. В пустой комнате я сел на скамью и заплакал. Я частенько плакал в автобусе, возвращаясь утром из больницы в квартиру Даниэля. И размышлял, гожусь ли для подобной работы.

«Ты здесь, чтобы помогать. Для этого тебя и наняли».

Через несколько минут я собрался, тяжело вздохнул и вернулся к работе.

* * *

В семь утра смена закончилась, и я, накинув черную кожаную куртку, вышел из комнаты отдыха медперсонала. Меня ждала доктор Фигероа. Она походила на Холли Хантер[4]: маленькая, умная, с темными глазами и ровно подстриженными каштановыми волосами до плеч. При росте чуть больше шести футов, я почти на голову возвышался над ней. Но она выглядела важно и внушительно.

– Хочешь мне рассказать? – спросила она. – Тебе ведь тяжело пришлось?

– Не особо, – пробормотал я, печально улыбаясь. – Боль взросления. Я привыкну. – Она поджала губы. Мы резко остановились, когда я понял, что сказал. – Привыкну к тому, что у меня на руках умирают дети. Боже… – Я покачал головой и потер глаза, которые зажгло от новых слез.

– Пойдем, – предложила она, – выпьем кофе.

Внизу, в кафетерии, доктор устроилась напротив меня, между нами на столе стояли две дымящиеся чашки.

– Я работаю здесь уже двадцать семь лет, – проговорила она. – И повидала таких, как ты.

– Таких, как я? – переспросил я и почувствовал, как зашевелились волоски на затылке. Но я слишком устал, чтобы обижаться.

– Тех, кто сочувствует. И желает помогать всем, не щадя при этом себя.

– Нет, я…

– Ты замещал медсестру Габриэлу в понедельник?