Книга Королевишны #3колбаски - Клементина Бове

И ускакала, показав ему язык.

И это – снова – неправда.

Я вовсе не замычала и не удалилась вся такая иронично-безразличная, я стояла как столб и таращила глаза, пока они не вывалились из орбит внутрь моей черепной коробки, так что я слышала, как они катаются там, будто бильярдные шары, а через три часа, когда школьная медсестра вытащила их щипцами для мороженого и поставила на место, мне открылся мир, где я была уже жирной коровой.

У жирной коровы была слишком тесная футболка, слишком тесные джинсы, слишком тесные ботинки, лишние килограммы так и лезли из всех шмоток, и сама она никак не лезла в этот мир.

Короче, понятное дело, ничего такого я Астрид рассказывать не стала, потому что бедняжка и так слишком занята – она ревёт на табурете из «Икеи», а тот гнётся и скрипит под её тяжестью, – и вообще-то она имеет право на слёзы: я тоже не один ручей выплакала в своё время, но теперь мне плевать, это было давно, а я была мелкой.

– Нет, Колобулька! Не смей блевать на Астрид!

Я в последнюю секунду скидываю кота с колен полушведки – его крохотная грудная клетка уже начала сжиматься; он приземляется, тут же радостно изрыгает бесформенный комок из шерсти, переваренного корма и длинных зелёных травинок и со всех ног удирает от этого зрелища.

– Прости, – говорю я Астрид, убирая комок его рвоты остатками белой красной дорожки. – Ты не подумай, я знаю, что он только что лизал тебе лицо, но ты тут ни при чём. Просто он такой. Жрёт траву в саду, как будто не понял, что природа задумала его хищником.

– С кем это ты говоришь, Мирей?

И тут в кухню входит мама. Астрид поднимает на неё глаза, потом смотрит на меня, потом снова на неё, снова на меня. Наверное, думает – как и все остальные, – по какому чудовищному недоразумению гоблин моего покроя мог вылезти из чрева двойника Катрин Денёв.

– Д-добрый вечер, мадам, – мямлит Астрид.

– Мама – Астрид. Астрид – мама. Мама, Астрид в этом году Золотая Колбаса. Она украла мой титул. Она росла у сестёр, и ещё она фанатка группы «Индокитай». Знаешь такую?

– Ну конечно, – вздыхает мама. – Мне очень жаль, Астрид, это совершенно отвратительный конкурс. Я пыталась добиться, чтобы его запретили, но школа ничего не может сделать, потому что всё в интернете. Безобразие, конечно. Надеюсь, тебя это не слишком… потрясло.

– Спасибо, мадам, – бормочет Астрид. – Это ужасно, потому что я в городе меньше года. Едва знаю людей. Я думала, люди здесь будут добрыми.

– В нашем городе есть добрые люди, – говорит мама. – Вот как Мирей. Держись Мирей, она добрая. И притом сильная.

Я:

– Не слушай её, Астрид, это всё клевета и выдумки! Она целыми днями жалеет, что не притворилась, будто у неё мигрень, в ту ночь, когда меня зачали!

– Это было утром, – говорит мама.

Она покидает кухню, и я провожаю её взглядом, стараясь не выходить из образа дочки, которой в целом всё равно, что её несговорчивая мать, похоже, только что отвесила ей комплимент – неслыханная редкость. Однако, как знать, не из-за этого ли комплимента я вдруг вскрикиваю:

– Идея! А не отыскать ли нам третью Колбасу? Полагаю, она тоже сидит сейчас где-то вся такая несчастная. К тому же она ведь совсем малявка, из шестого, и наверняка ей не хватает зрелости и отстранённого взгляда на вещи.

– Уже поздно, – замечает Астрид.

– Да, но если она видела результаты, то сомневаюсь, что она спит.

Идём гуглить её фамилию. Идрис. Поиск выдаёт только один адрес в Бурк-ан-Бресе, на другом конце города, в районе Венн. Потом идём объяснять моим родителям, что нам просто необходимо пойти сейчас туда, пусть и в столь поздний час, ради нашей юной солауреатки. Они соглашаются.

Филипп Дюмон:

– Хотите, подброшу вас на машине?

Я:

– Нет, спасибо, дорогой обожаемый папочка, лучший в мире отец, гений отцовства и истинных папских добродетелей. От нас ещё пахнет рвотой Колобульки, так что твой БМВ не пустит нас на борт.

Да и вообще, нам скорее хотелось прогуляться ночью, прогуляться по ночному Бурк-ан-Бресу и познакомиться поближе, и Астрид, и мне.

3

Ночь выдалась из тех, когда луна маленькая, зеленоватая и твёрдая, как фисташка. Бурк-ан-Брес под тёмно-каштановым небом смотрится не лучшим образом, что досадно.

Знаете ли вы Бурк-ан-Брес? (Произносится «Бурканбрес».) Да-да, именно «Бурк», а не «Бург». Вот так у нас, по-свойски.

Милый это городок, Бурк-ан-Брес, – милый провинциальный городок со всем, чему положено быть в провинциальных городках. Два книжных магазина, один газетно-журнальный с кучей закладок на вертящихся стойках (голограммы с дельфинами, котятами, пони). Кафе, рестораны, ювелиры, торгующие нашими бресскими эмалями; мелкие магазинчики с гигантскими бюстгальтерами на витринах, парикмахерские, откуда под мощными ударами мётел летят на тротуар клочья состриженных волос. Красивые старые дома, заколоченные досками, и новые многоэтажки, ощетиненные табличками «Продаётся». Но мало кто покупает – все едут в Лион или Париж или удирают за город, в частные дома. Где-то многоэтажки и вовсе пустые, а в закрытых магазинах к рамам прибиты большие фанерки с надписью «Ищу нового владельца». Маленькие парки, где шуршат гравием старички, виснут на стальных перекладинах детишки, курят, глядя в смартфоны, подростки.

Я люблю Бурк-ан-Брес, этого добряка-буфетчика. Город наш славно кормит своих чад. Здесь есть булочные, где сахарные пироги размером с колесо от велика пузырятся розовой глазурью. Здесь есть «Француз», большой ресторан, нашпигованный зеркалами и разной позолотой, так что глаза болят, пока ешь их фирменное филе «Пьер»: шматок сырой говядины, который режется вилкой как огромная клубничина. Есть ресторан моих бабушки с дедушкой, «Жорж и Жоржетта», две мишленовские звезды[2], прямо напротив церкви Бру[3], которая недавно побелела – почистили. Там подают лягушек целиком – они плещутся в лужицах масла с петрушкой, а в чугунках клокочут и дымятся улитки или огромные пышнобокие кнели, крышки выпускают гейзеры пара, и запечённый паштет покоится в стеклянистом желе…

А сырные тарелки! Бресс блё, весь в крапинках плесени, морбье с угольной полоской, твёрдый, выдержанный, кирпичного цвета мимолет; а нежный фессель с комочками – посыпать зелёным луком и со сметанкой…

И эти бокалы с жидкими полушариями налитого в них вина… Ну а когда приходит час пить кофе, бесконечные коробки конфет…

И лепёшки-фугассы, бриоши, булочки, хлеба и хлебцы всех возможных форм и размеров: с оливками, со сладким перцем, с инжиром, с луком, с орехами, с колбасой, горячие, ноздреватые, они липнут к зубам, вбирают в себя масло и жёлтый жир с фуа-гра…