Книга Королевишны #3колбаски - Клементина Бове

Мирей Лапланш, Астрид Бломваль и Хакима Идрис, как и обещали, рассказали наконец о причинах, толкнувших их на знаменитое путешествие через всю Францию с попутной торговлей колбасками. «Целью, – утверждает Лапланш, – было собрать деньги для организаций, чья деятельность нам очень близка».

Все средства, полученные от продажи колбасок, будут направлены в Союз ветеранов военных действий, Фонд по борьбе с травлей в школе и на поддержку женского спорта. Знаменитый «колбасный» прицеп также планируется продать на интернет-аукционе eBay за сумму свыше 1000 евро. Кроме того, вчера «Три Колбаски» публично призвали к пожертвованиям в названные фонды, где уже регистрируется рост числа доноров.

Это заявление удивило – если не сказать разочаровало – пользователей соцсетей, по-видимому ожидавших более эффектной развязки. В то же время известная фемблогерка Симона де Гуж, поддерживавшая «Трёх Колбасок» ещё с 8 июля, приветствовала такое начинание, подчеркнув, что благодаря созданной юными девушками интриге «в обществе спектакля и победившего индивидуализма финальным залпом ярко прозвучали идеалы взаимной поддержки, великодушия и надежды на лучший мир». Неплохо для трёх колбасок.

Э. В.

* * *

Вечером 14 июля мы до конца досмотрели салют, стоя на огромной площади Трокадеро у Эйфелевой башни. А когда последний завиток белых, красных и синих – монументальных – всполохов рассыпался искристым снегом, хлопали вместе со всей целующейся толпой.

Потом вернулись в гостиницу. Астрид всё поглаживала футболку с автографом. Кадер с Хакимой говорили по телефону с родителями – про его орден Почётного легиона. А я просто хотела спать, так что легла и уснула.

И мне снились сны. Как я кручу педали.

С утра мы сели на скоростной поезд. И всю дорогу обсуждали следующий велопробег. На этот раз из Бурк-ан-Бреса в Бордо, уже без колбас.

Когда мы расставались, Хакима заплакала (хотя мы прощались до завтра). У Астрид тоже глаза были мокрые. Тряпки! Я же улыбалась во весь рот, держа чувства внутри, где им и положено быть.

Потом Кадер крепко обнял меня, поцеловал в щёку и прошептал «спасибо», которое прокатилось по многочисленным извилинам моего маленького, но сложно устроенного уха, и мне пришлось срочно пойти домой, потому что от звона в ушах меня качало.

В любом случае мы ещё не раз вернёмся в Париж.

Вернёмся в Париж на награждение Кадера. Отчасти ради Шегуба, во многом ради родителей Кадера, горя любовью к родине и радуясь за Кадера, потому что теперь он сможет наконец (по порядку): купить протезы, пойти в клуб, танцевать и гулять с девушками, просто жить счастливо.

Вернёмся в Париж на ближайший концерт «Индокитая» на стадионе Стад-де-Франс – Астрид раздобыла четыре пригласительных.

И ещё мы вернёмся в Париж на презентацию книги Патрисии Лапланш «Сущность и удивление: к философии непредвиденного». Там будет заумный вечер с заумными речами в магазине заумных книг.

(И угадайте, КТО должен будет кормить из соски этого соплячишку Жака-Орельена, пока важная дама произносит свою речь, пьёт шампанское и раздаёт автографы? Конечно, Мирей-бесплатная-сиделка. Рожать детей с перерывом в пятнадцать лет – отличная идея.)

Эпилог

В конце лета мы забрались на Солютрейскую скалу – Хакима, Астрид и я. Пустяковое дело для наших накачанных-перекачанных икр! Мы посмеивались над хрустящими под кедами камнями, над предательскими травяными кочками, которые рассыпаются под ногой. И над другими идущими, пыхтевшими как паровоз. Мы вдыхали тяжёлый и жаркий пыльный воздух, каким дышит земля августовскими вечерами.

Вверху мы устроили пикник на площадке. В закатных лучах всё было чёрно-жёлтым и плавным, далеко вокруг. Мы ели холодные окорочка с маленькими помидорками, головки шавиньоля с виноградом, вздутые фугассы с оливками, фисташковую помадку, гладкую, как застывшая лава, и пили яблочный сок прямо из бутылки.

Жуя и болтая, мы смотрели, как мир замирает с приходом ночи, становится сине-серым, а потом улеглись на жёсткий камень и глядели на звёзды.

– Вот тут, – сказала Хакима, – прямо тут, и толпились раньше лошади, когда их загоняли доисторические люди. Им приходилось прыгать – так на них напирали.

– Внизу, наверное, куча костей была! – вздохнула Астрид.

– И есть, – уточняет Хакима. – Там до сих пор много лошадиных костей.

– Глядите, – сказала я, – Большая Медведица.

Я обвела Большую Медведицу пальцем. Добротный ковш – сколько можно наварить утиных желудочков для салата. Только не колбасок – с колбасками мы завязали!

Хакима:

– А какие ещё есть?

– Без понятия. Я знаю только Большую Медведицу.

– Откуда в вас столько невежества, – проворчала Астрид. – Видно, что вы не росли в горах. Вон там – Орион, с поясом. А там – Пегас.

– Пегас?

– Летучая лошадь, ну, лошадь с крыльями.

– Летучая лошадь?

Хакима поднялась, будто чтобы разглядеть поближе (дерзкое, но глупое намерение):

– Это на самом деле самое жуткое в истории с лошадьми. Они взбегают наверх, сзади их теснят люди, тычут копьями, и они наверняка думают: «Почему у нас нет крыльев? Почему мы не можем спастись, просто взлетев, вместо того чтобы разбиваться там внизу?»

– Потому что, – вставила я, – это уже что-то из мультиков про пони, а не из первобытной истории.

Астрид зевнула:

– Может, какие-то и взлетели. Откуда нам знать? С первобытной историей, считай, как с мифологией! Люди тогда писать не умели, не строчили друзьям эсэмэски о каждом своём шаге, так что не разослали бы всем: «Эй, пацаны, слыхали, нет? Там лошадь улетела, не стала падать, кек». Так что хайпа бы не было.

Хакима легла обратно, улыбаясь:

– Тогда клёво, просто надо так и говорить. Что некоторые, доскакав до края обрыва, куда их загоняли люди, взлетали, вместо того чтобы разбиться. Наверное, охотники сильно бесились.

Тогда я тоже зевнула – клонило в сон. Но огромные неуклюжие комары не дали уснуть – всё зудели вокруг лица, чем-то похожие на маленьких проволочных Пегасиков.

– Я так и вижу их, – прошептала Хакима. – Тех, которые добегали до края и должны были прыгнуть…

Я закрываю глаза, чтобы тоже увидеть.

– И в этой толкучке, – продолжала Хакима едва слышно, – вижу тех, которые падают, но жмут, жмут, жмут на педали своими толстыми ногами, пока не замечают, что у них отросли крылья и они спаслись.