Книга Преступления в детской - Эйлет Уолдман

— Джулиет, разве детектив Карсвэлл не просил тебя не раскрывать деталей следствия? — спросил он.

Я покраснела.

— Совсем забыла. Думаешь, все в порядке? Думаешь, Стэйси скажет кому-нибудь?

Он посмотрел на меня, и я сама ответила на вопрос.

— Конечно, скажет. О, нет, нет, нет.

Я сразу же набрала ее номер, но попала на голосовой почтовый ящик Она уже начала распространять новости. Я оставила безумное сообщение, в котором умоляла ее не говорить ни одной живой душе. Конечно, она оставит его без внимания, но это было лучшее, что я могла сделать. Я положила голову на стол и застонала.

— И надо же мне было рассказать самой большой сплетнице в Лос-Анджелесе. Надеюсь, это не дойдет до Карсвэлла.

— Не переживай, милая, — сказал Питер и потрепал меня по голове. — Стэйси и детектив на самом деле вращаются в разных кругах. Наверное, все обойдется.

Я не стала повторять ту же ошибку. В то утро мне позвонили Эл и Джером, я оставалась сдержанной и выражала только радость по поводу того, что Дэниела Муни задержали, и ничего больше. Я молчала, пока не появилась Лили Грин.

Лили позвонила из машины.

— Джулиет! Я была у маникюрши, и я тут за углом. Давай встретимся за чашкой кофе в «Гостиной», и ты расскажешь все о своем убийстве!

Я быстро нацепила бейсболку, натянула леггинсы и одну из фланелевых рубашек Питера, пообещала мужу и дочери скоро вернуться и выбежала из дома. Пока я пулей летела через квартал, чтобы встретиться с Лили в маленьком уютном кафе, которому она оказала честь, мне пришло в голову: а бросила бы я все на свете так быстро ради подруги, которая не была бы известной киноактрисой, получившей «Оскара»? Сильно ли я бегаю за звездами? Я не смогла ответить на вопрос и решила не донимать себя этим. Мне нравилась Лили, и, если мне заодно нравилось, что меня с ней видят, ну что ж, ладно, это не делает меня ни хуже, ни лучше, чем весь остальной Лос-Анджелес. В этом городе бегать за звездами — гражданский долг каждого.

К тому времени, как я добралась до кафе, пыхтя, задыхаясь и красная, как рак, от утомительной прогулки за полтора квартала, Лили уже ждала меня там. Она расположилась на огромном диване, попивая латте из чашки размером с баскетбольный мяч. На ней были джинсы и старый потрепанный свитер с высоким воротником, а волосы небрежно скручены в узел, который удерживала палочка для еды. Она выглядела потрясающе. Я вздохнула, представив, какая же я красивая в эту минуту: тело разрывает старую рубашку Питера, леггинсы расползаются по швам от попыток вместить в себя мои огромные бедра. Повторяя про себя мантру «я не толстая, я беременная», я обняла Лили и утонула в диване рядом с ней.

— Латте с обезжиренным молоком, — сказала я худой, как жердь, юной девице, которая внезапно возникла, чтобы принять заказ. Так меня обслуживали, только когда я приходила с Лили. Будь я одна, пришлось бы ждать часами.

— Без кофеина? — спросила она, хотя на самом деле это прозвучало как «бед кодеина», потому что ей было трудно говорить из-за большого серебряного штырька, вставленного в язык.

— Нет, с кофеином, — сказала я.

Официантка неодобрительно покосилась на мой живот и отвернулась.

— Лили, могу я позаимствовать сигарету? Или дорожку кокаина? — спросила я громко, чтобы официантка услышала.

Ее спина напряглась, и девушка унеслась от нас.

— Ну почему все думают, что имеют право говорить беременной женщине, что ей есть, пить и вообще? В смысле, если уж на то пошло, это всего лишь кофе. Француженки всю беременность пьют кофе и красное вино, и к ним никто не пристает.

— Да, но они же рожают маленьких французов.

— Верно подмечено.

— Значит, ты оказалась права насчет мужа Абигайль Хетэвей? — спросила Лили, возвращаясь к делу.

И снова, без труда забыв обещание ни с кем не обсуждать дело, я рассказала Лили о том, какую роль сыграла в аресте Дэниела Муни.

— Лицензию Гермы Ванг должны признать недействительной, — сказала Лили, когда я закончила.

— Почему?

— Она не поняла, что он способен на насилие, вот почему. Она была готова рассказывать мне, что их семья переживала кризис, и все болтала о подавленной ярости, но разве она сложила два и два и поняла, что кому-то и правда угрожает опасность? Боже упаси.

— Она тебе это сказала? Кто она такая, Лиз Смит[44]от психоаналитиков? К черту конфиденциальность — я знаю кинозвезду?

— Знаю. Глупо, да? Не представляю себе, что она говорит о нас другим, — Лили поморщилась. — Изо всех сил стараюсь об этом не думать.

— Она не станет говорить о тебе. Ей просто нравится говорить с тобой. Она тебе рассказывает всякую чепуху, чтобы ты продолжала с ней обедать, и она могла говорить людям, что дружит с кинозвездой. Вряд ли это так уж необычно. В смысле, посмотри на меня — вылетела из дома, как только получила приглашение выпить с тобой кофе.

Лили неловко засмеялась, не совсем уверенная, что я шучу. Тут появился мой кофе, и я начала пить, громко хлюпая, к вящему удовольствию официантки с пирсингом.

— Что еще тебе сказала Ванг? — спросила я.

— Вроде больше ничего особенного. У этой семьи были жуткие проблемы. Они подумывали о разводе. Дочь еще выступала — проблемы в школе, связалась не с той компанией. Все в таком роде.

— Одри, дочь Абигайль, что-то вроде потерянной души, — сказала я. — У нее ужасная прическа, половина головы выбрита, вторая покрашена, и я уверена — она сделала ее только для того, чтобы помучить мать.

— Ну Герма говорила, что они все здорово мучили друг друга, — сказала Лили. — Не самые простые отношения. Абигайль много требовала от дочери. Одри нелегко было соответствовать ее ожиданиям, или что-то подобное. И, видимо, Муни и девочка друг друга недолюбливали, что было источником серьезных конфликтов в семье.

— Много требовала? Мне кажется, так всегда бывает в отношениях между матерью и дочерью, — сказала я.

— Только не у меня, — с горечью проговорила Лили. — Моя мать думала, что я забеременею в пятнадцать и всю жизнь проведу на трейлерной стоянке с шестью детьми от шести разных мужчин. Она страшно разочарована тем, что я превзошла ее ожидания.

— Господи, неужели наши дети будут сидеть через тридцать лет здесь и точно так же обсуждать нас? — спросила я, представив себе Руби и близняшек, оплакивающих наши многочисленные недостатки за чашкой латте, протеиновым шейком, или что они там будут пить.

— Боже упаси, — содрогнулась Лили. — А почему он просто ее не бросил? Зачем же убивать?

— Деньги. Дело, видимо, в деньгах. Все, что у них было, — это ее личная собственность. Скорее всего, ему пришлось бы уйти от жены с пустыми руками.