Книга Магия книги - Герман Гессе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бенн не единственный провидец и пророк такого рода. Да и на чем была бы основана нынче почти ставшая модой опошленная жажда Лотоса, нирваны, Дзен, если не на робком предчувствии грядущей гибели и перемен и не на готовности стать по ту сторону противоположностей, которая столь характерна для людей не одаренных или просто не желающих ни деяний, ни злодеяний.
1961
«ИЗБРАННЫЕ ПИСЬМА»
Когда этот поэт еще не был известен, я некоторое время следил за его творчеством, хоть и не с любовью, но с участием, и знал о его жизни не более того, что можно было разгадать в строках его стихов. Сегодня он, подобно тому, как в недавнее время Рильке, не только признан как подлинная звезда и мастер, но, как и Рильке, сделан ослепительно ярким и небезопасным идолом, и поклонники верно служат ему своими подражательными талантами. У Бенна есть великолепные стихи, которым отнюдь не так легко подражать, как его прозе, полной своенравных, бешеных атак на немецкий синтаксис. Вышедший в свет после смерти поэта том его писем открывает нам многое в его личности и жизни. Здесь его стиль свободен от каких бы то ни было экспериментов, чужд всякому насилию. Эта книга волнует сердце, по крайней мере, я воспринял ее именно так.
Жизнь поэта была немыслимо тяжела и сурова, жизнь в труде и бедности, причем бедность не была только материальной, нет, он голодал и без умственной, духовной пищи. Мало счастья и мало досуга знал он в своей суровой жизни; доктор и военный врач, всю жизнь он бился в нужде и надрывался как каторжный, и также дух его, поэта и человека, изнывал в тесных пределах. Крепкий, здоровый человек, он болезненно реагировал на гнилой воздух своей эпохи, предчувствуя и переживая грядущую гибель и распад, не веря и не надеясь, не умея находить утешение в музыке, почти ненавидя религию, историю и гуманизм; он находил чистый воздух, лишь отдаваясь своим поэтическим трудам и естественнонаучным занятиям. Никто не удивился бы, если бы в письмах Бенн предстал нам строптивым, озлобленным отшельником. Но нет, несмотря ни на что, автор этих писем — гуманист и личность вполне способная и любить, и быть верной, человек доброжелательный, неподкупный, достойный восхищения. Чем больше его узнаешь, тем больше видишь, как нигилист становится джентльменом, страдалец — героем. Знакомству с этими письмами я обязан тем, что буду теперь читать Бенна, не испытывая даже тени того неприязненного чувства, которое раньше мне мешало.
1960
Книга, которая в последнее время занимала меня более всего, — это «У стены времени» Э. Юнгера. Сразу же скажем: чрезвычайно умная и добрая книга, и я читал ее с тем удовольствием, с каким видишь, что твои собственные чувства и мысли разделяет человек более компетентный, чем ты сам. Это, впрочем, не означает, что главные, важнейшие идеи Юнгера и мне приходили в голову.
Эта книга — исследование о недовольстве современного человека, в первую очередь, человека Запада. Прежде чем двинуться дальше, необходимо пояснить, в какой мере я разделял мысли Юнгера о современном человечестве еще до того, как познакомился с его книгой. Юнгер, как и я, полагает, что нынешнее состояние мира объяснимо лишь началом гибели той эпохи, которая в античности именовалась железным веком, — и здесь античная мифология почти конгениальна мифологии древних индийцев. Наш мир — поздняя осень эона, гибнущий, рассыпающийся мир, для многих ставший адом, не устраивающий почти никого, мир, в котором возрастают и множатся опасности. Не имеет значения, пройдут до окончательной его гибели столетия, десятки лет или только годы, будет эта катастрофа самоубийством человечества — атомной войной, или крушением всей морали и политики, или человечество погубят машины, им же самим созданные, — в любом случае мы приближаемся к тому часу, когда, согласно индийскому мифу, Шива пустится в пляс на развалинах мира, дабы расчистить место для нового творения. Мировая история, то есть история нашей эпохи, предстает как гипертрофия государственности, истребление бесчисленных видов животных и растений, как оскудение красоты и благородства во внешнем облике городов и целых областей, как дым и чад фабрик, гниение водоемов, и не меньше — как гниение и увядание языков, ценностей, слов, философских систем, религиозных верований. И то, что этому неуклонно ускоряющемуся распаду можно противопоставить блистательное развитие технической мысли и ее достижений, то, что, запустив центрифугу нашего машинного бытия, мы можем улететь прямиком в космос, по-видимому, служит утешением, в основном, массам, а не мыслящим людям.
Вот так я, а равно и тысячи других людей, ощущали и понимали, каков климат нашей эпохи, теперь же мы видим, что Эрнст Юнгер разделяет наше недовольство и так же, как мы, старается уяснить себе его причины. Человек большого ума и большого такта, к тому же вооруженный многосторонним естественнонаучным знанием, он наблюдает и систематизирует симптомы, и дает их интерпретацию. Но если все мы, остальные, — и те, кто верует в Шиву, и современные западные художники и писатели, включая такие умы, как Ницше и Шпенглер, изучали мир в историческом аспекте и только с позиций антропоцентризма, то Юнгер рассматривает мир уже не исторически, вернее, не с точки зрения истории человечества, а с точки зрения истории Земли. Все дурные и добрые дела, совершаемые сегодня человечеством, он рассматривает не только как дела, творящиеся по воле людей, зависящие от их воли, но и как деяния, осуществляемые по велению духа Земли и даже космоса. Юнгер убежден, что мы подошли к «выходу из истории».
Богатый материал геологии, палеонтологии, зоологии и других естественных наук, собранный Юнгером, был мне интересен, но не подлежал проверке. Однако я мог проверить сведения об истории и современной жизни духа, которыми Юнгер обогащает и подкрепляет свои положения, и оказалось, что он и в этой области не только обладает значительными познаниями, но, кроме того, отличается замечательной тонкостью понимания и безошибочным чутьем, когда речь идет о характере и качестве многих явлений. Наверное, иных читателей удивит то, что отправной точкой изложения Юнгеру служит такой симптом нашей эпохи, как помещение в газетах предсказаний астрологов, и затем, по ходу дела он не раз возвращается к этому явлению. Я счел бы более серьезными другие симптомы. Однако в пользу Юнгера говорит то, что, не афишируя свою веру в астрологию, он умело пользуется прекрасным языком символов, выработанным этим почтенным искусством. В самом деле, ничем не примечательная дата, точка на бесконечной линии, приобретает новый, важный смысл, если она истолкована астрологом: оказывается, это мгновение, сопряженное с образами и смыслами, которые восходят к планетной системе и кругу Зодиака. Такова и цель всей книги, вместо абстрактных, сугубо интеллектуальных методов мышления и восприятия читателю предлагается «синоптический» подход, благодаря чему мы можем убедиться в космической детерминированности нашего бытия, наших поступков и страстей. Отсюда и весьма изящные наблюдения относительно взаимодействия свободной воли и предопределения, и прекрасные мысли о свободе человека. А заканчивается книга разделом, который отчасти можно считать прощанием с нашей «исторической» эпохой и со всей «историей» и в то же время зорким предвидением грядущего, свободным от любого нигилизма. Превосходные заключительные главы я не решился бы назвать оптимистическими, и все-таки они служат утверждению будущего и исполнены веры в него; нравственная позиция автора в этих главах, несомненно, есть наследие гуманизма и гуманности.
